Рассказ

[rusrusrus]

Написан членом гильдии "Астральная Гвардия"(на правах рекламы) Warning! Много букаф!

Dum spiro, spero


За окном шел дождь, превращавший осенний день в сумерки. Гроза еще не разразилась, но напряжение уже висело в воздухе… Трактир пустовал. Хоть он и стоял на оживленном тракте, но в это время года торговцы с большой неохотой возили товары по раскисшим дорогам. Да и участившиеся нападения на караваны не способствовали развитию торговли. Поэтому единственными посетителями, сидящими в общей зале сего заведения, оставались два канийца в серых плащах, в которых без труда можно было узнать воинов церкви.
Один был светел волосами и носил бороду, его глаза цвета неба сейчас казались застланными серыми тучами. На нем была лишь простая серая мантия, на груди висел крест. Рядом стояла сумка, от которой исходил аромат мирры и ладана. За поясом висела палица, расстаться с которой он не пожелал даже в таверне. Человек был жрецом. Он мрачно смотрел в кружку, стоящую перед ним на столе. Его собрат, сидящий напротив, был обрит наголо и его обветренное лицо бороздили шрамы. Из-под густых бровей смотрели два глаза, черные как агат. Он был одет в серый же кафтан и высокие, кожаные сапоги. Рядом с ним на лавке лежала его броня: кольчуга, кожаные рукавицы, хауберк. Меч лежал под скамьей, бережно завернутый в кожу. Этот человек был воином, посвятившим себя искоренению зла - паладином Святой Церкви. И сейчас все его внимание было направлено на жреца, сидящего за столом напротив него. За окном раздался удар грома. Два человека, сидящие, за столом, вздрогнули.
- Как не вовремя - покачал головой Паладин.
Жрец оторвался от кружки и поднял глаза на собеседника. Сверкнувшая молния, отразилась в черных глазах воина, на мгновенье сделав их колодцами, наполненными светом. Но отблески молнии угасли, угас и свет в глазах лысого... И никакой свет не мог развеять тучи в глазах священника.
- Да - тихим шелестом слова слетели с его губ. - Да, святой брат.
Повисла тишина, лишь дождь барабанил в окна.
- Как тебя зовут?
- Послушник Грас, святой брат - проронили губы жреца.
- Можешь называть меня Понтием. И не надо тут уставного тона, чай не молельня - улыбнулся воин. - И раз уж мы вместе будем народу помогать, то давай за знакомство выпьем. Хозяин, принеси нам пива, да покрепче.
- Сию минуту, господа. - Хозяин таверны, до того не подававший признаков жизни, встал из своего угла, где до того дремал, подошел к двери и крикнул на кухню - Клава, давай пива. Покрепче. Святые люди пить хотят. - Затем он снова сел в свой угол, и как будто растворился в тенях.
- Святые люди... Эх. Дремуч же тут народ, в сказки всякие верит. А ты веришь Грас?
- Конечно нет. Церковь учит нас, что все это не может быть правдой.
- Ну, тогда тебе будет не безынтересно узнать цель нашего задания.
Жрец поднял глаза на собеседника. Тот не усмехался. Наоборот - его глаза были предельно серьезными, лицо выражало сосредоточенность.
- Конечно... Понтий...
- Так вот... Мы едем в небольшую деревеньку. Скончался ихний священник, отец Андрий. И нам надобно прибыть туда, отпеть его, и похоронить.
- И причем тут сказки?
- А вдруг ты суеверный. Хоть раз отпевал?
- Нет.

"Он не должен понять..."

- Тебе придется провести одну ночь в часовне, читая молитвы над телом.
- Один? А ты где будешь?
- Ну не волнуйся ты так - улыбнулся воин, - я в подсобке спать буду. Если пить захочешь, али что - зови меня. Я приду, подсоблю, чем смогу.
Воин вдруг оглянулся, и, наклонившись поближе к собеседнику, показал жестом жрецу, чтобы тот наклонился поближе.
- Я знаю. Ты молод еще, хотя седина то у тебя в волосах рановато посверкивает - витязь покачал головой. - И на Святых землях еще не был, раз кольчугу не носишь. Так вот давай расскажу я тебе одну историю про эту деревеньку...

"О святой Тенсес, как я влип. Ну почему меня не могли направить куда-нибудь в другое место…"

- Слушай же, жрец. Когда Кания пришла на этот аллод триста лет назад, тут ничего и никого не было. Ну, то есть жителей, даже лесовики, и те тут не обитали. А уж эти то, как тараканы - везде и всюду расселяются, где только еда есть. Так вот - высадилась первая партия лесорубов-удальцов наших, пахарей, ремесленников-умельцев. И решили они на берегу Туманного озера острог срубить. И вот взяли они снаряжение, да скот, и ушли в лес. И все - как в воду Туманного озера канули.
Никто не знает, дошли ли они до озера или нет. Но капитан астрального корабля так их и не дождался и отправился с донесением обратно в столицу.
Вернулись только через месяц - и снова послали группу, и снова - пшик и ничего. В общем, отправился сам капитан на поиски, да добровольцев с собой взял.
- Неужели никаких зацепок? - спросил жрец.
- Зацепка, не зацепка ли, да вот только нашли они то, что осталось от поселенцев. Острог пустой. Капитан хотел обследовать окрестности, но начавшаяся гроза, заставила ратников вернуться на корабль. Гроза продолжалась всю ночь и половину следующего дня. Когда же она закончилась, то весь экипаж увидел дым над лесом. Оказалось - что все окрестности Туманного озера выгорели подчистую. И острог вместе с ними.
Решили люди, что проклято то место, и отправились в Новоград, за советом.
Постановила Церковь наша, что надобно те места освятить и...

"… и были отправлены двенадцать десятков жрецов на аллод этот, и в охрану к ним целый отряд витязей" - эту историю Грас слышал, как и любой служка в Церкви. Но это была отнюдь не история о схватке с богомерзкой Империей. Нет, все было гораздо хуже. Это была позорная страница в истории канийской Церкви, которую все старались забыть.

- …направила отряд из нас - паладинов и ваших жрецов, и разбились они на четыре группы, да порешили - во всех четырех концах аллода построить по церкви, дабы благословление на эти земли снизошло. Да вот только...

"...только стали люди там по ночам пропадать. Как, что - неизвестно. Церквушку построили лишь те, кто ближе всего к кораблю да на другом конце аллода были, что за горами. Подальше от озерца. Две другие группы исчезли, оставив после себя лишь недостроенные остовы церквей..."

- …не сходило благословление на эту землю. Силы недобрые мешали воинам - косила их напасть страшная. И решила тогда дюжина храбрейших воинов и жрецов, по примеру святых наших, добровольно...

"Добровольно... Эх. Бедные воины. Они ни о чем не догадываются. Лишь те, кто в ранге не ниже Инквизитора знают правду такой, какой она есть. Эти ответы вытянули дознаватели Сыскного приказа из тех, кто остался в живых из отрядов, сбежавших с того острова. С острова отплыло всего семнадцать человек.
Не было никаких добровольцев. Страх. Он овладел ими всеми. Каждый день, когда они просыпались - часовых не было на местах. Они просто исчезали. Все. Сколько бы человек не дежурило - к утру их не находили. И так каждый день. Каждый день люди исчезали. И страх заставил оставшихся решиться на отчаянный шаг. Шаг, продиктованный им суевериями, оставшимися от седой старины. Они решили заплатить духам "откупные". Людьми. Этот обряд пошел от строителей Кании: если здание никак не хотело строиться, фундамент рассыпался, стены заваливались, стропила не выдерживали, то надо было заплатить дань духам. И человека замуровывали заживо в стене. Считалось, что этого достаточно, и строительство успешно довершалось".
- ...решили примерить одежды схимников, да вырыть кельи на острове, да молиться там невозбранно и безустанно, умерщвляя плоть свою веригами, дабы сошло благословление на здешнюю землю. И взяли они обет с остающихся в лагерях...

"В лагерях никто не давал никакого обета. Просто воины связали своих командиров и оставшихся священников и замуровали живьем в фундаментах церквей. Они кричали. Кричали, пока не закончился воздух. Жертва была принесена, но исчезновения продолжались. Люди все также пропадали. И, под конец, напуганные до полусмерти, остатки отряда просто сбежали с острова. За что и были преданы анафеме, а затем суду Церкви. Их имена были вычеркнуты из всех документов. И похоронены они были в братской могиле. Без креста..."

- ...что уйдут те с аллода и не вернутся, пока не пройдет год, дабы могли они в тишине и покое молиться двенадцати покровителям. Согласился простой люд, ушли воины с аллода и вернулись через год. И основали поселения Солнечный на Западе, Искристый на востоке, Ветреный на юге, и Мглистый дол на берегу Туманного озера…

"Но с тех пор исчезновения людей продолжаются. И вот мы едем на берег Туманного озера. В самое глухое место этого аллода. Потому как именно там все началось..."

- Вот такая вот история, жрец. Черт, да где там наше пиво? - вспомнил воин.
Оказалось, что и хозяин, и прислуга слушали рассказ, раскрыв рты от изумления.
Наконец, хозяин опомнился:
- Эй, Клава, да где ж ты запропастилась там, с пивом для добрых людей?
- Несу-несу.
Прибежавшая служанка быстренько поставила с подноса кружки с пивом, и, прижав поднос к груди, быстренько убежала на кухню, мимоходом стрельнув глазками в Понтия, на что тот лишь усмехнулся.

И вновь наступила тишина, прерываемая лишь раскатами грома… Паладин молчал. Жрец, бывший и раньше не слишком разговорчивым, сейчас, казалось, ушел куда-то глубоко в себя. Хозяин спал. Прислуга грелась у очага на кухне. Этим вечером в очаге плясали демоны. Они крутились, изгибались и плевались искрами в глаза людям, что грелись у огня, скрестив ноги, опершись подбородком о ладони, а локтями о колени. Люди сидели в тишине, наблюдая за игрой пламени, в шипении которого, казалось, таился секрет.

Жрец тоже смотрел в огонь. В пламени очага ему виделись разнообразные картины. Они следовали одна за другой, сливаясь в живые картинки, как - будто написанные на длинном куске бересты. Он видел черную телегу, которую тащила пара серых худых лошадей с траурными плюмажами, и в морозном воздухе из их ноздрей вырывался пар. В телеге лежал простой дубовый маленький гробик. За фургоном в молчании, прерываемым лишь рыданиями, брели мрачные канийцы. Снег хрустел под их сапогами и валенками. Из-под низко надвинутых капюшонов они бросали испуганные взгляды в сторону озера, закрытого в это время года толстым слоем льда, нарядно блестевшем под лучами светила. В гробу лежал мальчик, Яков, вернее то, что от него осталось. И эта процессия медленно шла к погосту, к одинокой, покосившейся церквушке. Священник в черной рясе и низко надвинутом капюшоне шел впереди этой процессии, читая молитвы.

"Все началось тогда. Со смертью мальчика. Или даже раньше"- подумал Грас. "Он оказался первым, чьи останки мы смогли найти и захоронить. Я помню, о чем шептали селяне в толпе:
- Какой ужас! Всего десять лет, а душа уже отправилась к Богу.
- К Богу? Будем молиться и надеяться, что это в самом деле Бог, и душа Якова сейчас у него"
Воспоминания накатывались как волны на берег. И жрец все глубже и глубже погружался в омуты своей памяти.
Он смотрел на гроб, который с помощью веревок опускали в темный прямоугольник свежевыкопанной могилы, пока отец Андрий, переняв у него священные писания и кадило, завершал процедуру погребения, монотонно повторяя благословления и помахивая рукой с кадилом. Крышка гроба была намертво приколочена гвоздями и вдобавок окована цепями, но, даже если бы их не было, никакая сила в мире не заставила бы жреца, приоткрыть крышку и взглянуть на то, что лежало в гробу. Прежде чем в яму полетела первая лопата земли, отец Андрий торопливо перекрестился и бросил в могилу крест, затем жестом попросил жреца проделать то же. Могильщики взялись за лопаты.

"Я помню, какие странные эмоции вызывал у меня этот гроб. Я чувствовал жалость к мальчику, но и страх. Страх перед тем, что лежало в гробу. И когда кресты упали на крышку гроба, а могильщики стали спешно закидывать могилу землей, я испытал нечто вроде облегчения".

В очаге потрескивало и догорало несколько поленьев. Жрец заморгал и встал из-за стола. С пивом он явно перебрал. Надо было выйти в уборную. Шатаясь, он вышел во двор и, спугнув кошку, сидевшую на перилах крыльца, направился к нужнику, стоящему позади трактира. Гроза прошла и небо расчистилось. Луна ярко освещала двор. Лужи блестели, отражая свет луны. И, казалось, что они были покрыты льдом.

"Да-да. В тот день... Ночь? В тот день, ставший ночью, тоже было холодно... Лужи были покрыты льдом... Было утро... Или вечер... Солнце вставало или садилось? Не помню... Тьма заволокла все... Сначала был разговор... Да-да-да, разговор со святым отцом..."

[rusrusrus]

***

Похороны Якова, проведенные две недели назад, почти стерлись из его памяти. Другие события вытеснили их: исчезла вдова Кунц, в снежную воскресную ночь исчезла семья Шандоров, оставив в пустом доме все вещи. Отшельник Йохим сообщил о виденных волках, неведомо как появившихся на этом аллоде танцевавших на ветреных склонах холмов вокруг Туманного озера. Вскоре после этого исчез и сам Йохим, и его пес Трид. Жрец вспоминал странную твердость и страх в лицах отца Андрия и головы поселка, какую-то потайную искру, мелькавшую в глубине их глаз. Он расслышал, как святой отец сказал голове: "Они снова зашевелились". Затем, заметив, что молодой жрец наблюдает за ним, он попрощался с головой и подошел к нему.
- Ты все слышал?
- Да, святой отец.
- Завтра ты отправишься в Солнечный и сядешь на корабль, который довезет тебя до столицы. Там ты должен встретиться с Святым Собором - собранием патриархов, расскажешь им о тех делах, что творятся тут.
- А как же вы отец Андрий?
- Я должен остаться со своей паствой. Молитвы защитят и оборонят меня от напасти неведомой, от которой люди пропадают. Ты же вестник наш будешь, что спасение принесет. Иди спать, хотя сейчас еще светло, но вставать тебе рано поутру. Спокойной ночи, сын мой.
- Спокойной ночи, отец Андрий.
В церкви за алтарем, была небольшая дверь, занавешенная драпировкой, в которую и проследовал жрец. Он оказался в небольших сенях, из которых вели три двери - в спальню, на кухню и на крыльцо. Подойдя к своей кровати, он не раздеваясь, лег на простыни и мгновенно заснул...

... и, казалось, проснулся в то же мгновенье. Над головой гулко звенел колокол. Чья-то рука лихорадочно теребила его за плечо.
- Вставай! Вставай же скорее, заклинаю тебя Святой Церковью! Скорее, у нас мало времени!
Отец Андрий поднял жреца с кровати и стал лихорадочно бегать по комнате, раскрывая шкафы, выдвигая ящика стола, доставая оттуда разные вещи и кидая их в сумку Граса, стоящую у изголовья кровати.
- Что случилось, святой отец?
- Кара Господня! Кара на нашу голову, дитя! Срочно бери свой крест, молитвенник и надевай сапоги - ты должен немедленно отправиться в путь. Быстрее. Скорее, мне надо собрать прихожан.
Святой отец запихнул последнюю вещь в сумку и протянул ее жрецу. Но внезапно замер.
Липкая тишина заполнила комнату. Колокол больше не звонил. Наступившая тишина оглушала. Святой отец приложил палец к губам и жестом приказал молодому жрецу следовать за ним. Они вышли из каморки и прошли в главный зал церкви. Там они остановились у алтаря, и каждый осторожно поставил по свече.
- Сейчас я поднимусь на колокольню и проверю что со звонарем. Ты же стой тут, подожди пока я не приду - шепотом сказал отец Андрий.
Монах кивнул.
Святой отец, согнувшись, тихо и осторожно пошел к лестничному проему, чернеющему в западной стене здания. Он осторожно заглянул в него и, оглянувшись, и ободряюще помахав рукой, шагнул на лестницу, растворившись в темноте.
Жрец опустил сумку на пол и опустился на колени у алтаря...

"...Тогда, стоя на коленях у алтаря, молясь двенадцати великомученикам, я вспоминал о том, что говорил святой отец: "некоторые люди находятся в плену рационального мышления". Возможно, и я сам слишком долго смотрел на мир сквозь прутья камеры..."

Дверь церкви со скрипом отворилась. Священник поднял голову от алтаря и увидел, что сквозь вихри снега в церковь, пошатываясь, вошел ребенок. Это был Алексей Светлов. Прежде чем жрец смог подхватить его, мальчик, отчаянно кашляя, упал на пол. Подбежав к мальчику, Грас помог ему сесть на скамью.
- С тобой все в порядке, Алеша? - спросил он, присев на корточки перед ним.
Алеша кивнул, но он был бледен и на щеках у него виднелись следы слез.
- Что ты делал на улице в такую непогоду? Ты мог погибнуть в этой вьюге! - вдруг жрец вспомнил. - А где твой отец? Он не вернулся до сих пор?
Алеша покачал головой, в его глазах блестели слезы. Он еще не мог отдышаться, говорить ему было трудно.
Тут с лестницы, ведущей на колокольню, раздалась быстрая дробь шагов, и в зал влетел отец Андрий. Он пробежал мимо Граса и Алексея, сидевших на скамье и трясущимися рукам зажег все свечи, стоящие у алтаря. Было видно, что он очень волнуется. Затем он обратился к мальчику:
- Алексей, ты знаешь где лестница на колокольню?
- Да, через ту дверь.
- Правильно, теперь слушай внимательно. Ты должен вскарабкаться на колокольню и открыть ставни. Увидишь рукоятки. Когда откроешь ставни, ветер будет очень силен, поэтому будь осторожен. Потом возьмись за канат и тяни его изо всех сил. Возможно, что раскачиваясь, колокол будет поднимать тебя - ты не бойся, только крепче держись за канат, он снова опустит тебя на место. Только держись и продолжай звонить. Ты понял, что должен делать?
Алексей кивнул, глаза его ярко засверкали в предвкушении такого важного задания.
- Хорошо. Отправляйся прямо сейчас - сказал отец Андрий. Мальчик сразу же побежал выполнять поручение. Монах оглянулся на жреца, и сказал самые странные и жуткие слова, которые когда-либо слышал жрец:
- Огни. Огни на Туманном озере.
- Не может быть, святой отец!
- Может. Может. И мне кажется, что скоро что-то придет к нам. Нам надо быстро собрать людей из окрестных сел и привести их в церковь - здесь мы сможем их защитить. Я останусь и помогу уже прибывшим, ты же должен обойти все деревни как можно быстрее. Люди, услышав колокол, пойдут сами, но, боюсь, что из-за вьюги они могут не услышать. Поэтому я и вынужден послать тебя в ночь. Ты готов, сын мой?
- Да, святой отец.
- Отлично. Тогда собирайся и выступай как можно скорее. От нас зависят жизни мирных прихожан.
- Хорошо - сказал Грас.
Жрецу нужно было чем-то прикрыть лицо. Когда святой отец ушел в подсобку, Грас взял полотенце и большую часть засунул за воротник рясы, чтобы иметь возможность прикрыть другим концом лицо. Подойдя наружной двери, он услышал первый ясный удар колокола. В металлическом раскате слышалась решимость и тревога. Движения колокола заставило башню колокольни заскрипеть, и Грас представил фигурку мальчика, раскачивающуюся на канате. Затем жрец приоткрыл дверь и вышел наружу. Ветер воплем отдался у него в ушах. Он с трудом двинулся по дороге, слыша над головой обрывки звонкого зова колокола.
"Я шел по дороге через вьюгу и буран, мимо кладбища, думая лишь об одном - успеть добраться до сел раньше неведомой напасти. Буря была сильна, и мне бы не хватило сил дойти, но страх гнал меня вперед. И я шел. Шел..."

Из сумрака показалась линия домов. К тому времени, когда он дошел до ближайшего из них, дышалось уже с трудом, все полотенце покрылось изморозью, и кое-где на нем намерз лед. Зайдя в сени ближайшей избы и встретив хозяина дома, он передал ему указания и велел ждать, когда он, возвращаясь от других селян, ударит ему в окно, чтобы тот сразу же вышел со всей семьей. Хозяин побледнел, но кивнул и, как только жрец повернулся, сразу же бросился в дом, крича жене, чтобы та собирала ребятишек. К сожаленью, не все согласились покинуть дома, некоторые решили отсидеться дома. Жрец не нашел сил их переубеждать, но уже заранее дал себе зарок - поставить за них свечку в церкви, дабы великомученики помогли пережить им эту ночь.
Грас обошел все село. И пошел обратно в его начало, по дороге стуча в окна и собирая за собой людей. На то, чтобы собрать всех обитателей деревеньки, согласившихся уйти, ушло немногим менее получаса: двадцать семь человек, не считая детей на руках матерей. Жрец предполагал вывести их живой цепочкой, где каждый держит за руку идущего впереди и позади него.
- Слушайте меня все! Слышите, звонит колокол? - Звук колокола казался приглушенным и отдаленным, и жрец понимал, каково приходится мальчику, звонящему сейчас на колокольне. - Мы пойдем на этот звук, - крикнул он, указывая в сторону церкви.
- Все будет в порядке! Не бойтесь, только крепче держите за плечи идущего впереди, и как следует закройте лица детей - крикнул голова, помогая жрецу.
Грас пошел по дороге, люди цепочкой двинулись за ним.
На несколько секунд колокол замолчал.

"Звони же, Алексей!" - это был страшный момент, если бы колокол замолк, то люди не смогли бы найти дорогу до церкви, наезженный тракт уже почти скрыло под покровом свежевыпавшего снега, а буран и не думал прекращаться."

Затем он снова услышал гудящие звуки, словно плач по пропавшим и потерянным. Позади него трепетала на ветру человеческая цепочка.
Внезапно жрец услышал пронзительный крик позади. Крик повторился еще раз и еще.
- Что случилось? - спросил священник через плечо у головы за ним. Тот, задав вопрос следующему, несколько секунд спустя сообщил священнику:
- Марта исчезла - кто-то выдернул ее из цепочки!
- Оставаться на месте! - жрец на ощупь перешел к тому месту, где на месте Марты оказалась дыра в цепи между ее братом и местным лекарем.
- Что с ней случилось? - спросил он смертельно бледного брата. Мужчина не мог ответить. его глаза были стеклянными и он явно не отдавал себе отчет в происходящем. Он только продолжал повторять: "Марта, Марта...".
- Что случилось? - спросил жрец у лекаря.
- Не знаю, святой отец - крикнул тот, - она держалась за мое плечо, и в следующую секунду... ее уже не было! Я услышал крик, оглянулся... мне показалось... я увидел... увидел...
- Что?
- Что-то непонятное...
Жрец, вглядываясь в темноту, услышал собственный голос:
- Сомкнитесь! Продолжаем идти вперед!
Затем он вернулся в начало цепочки. Сердце бешено колотилось, страх судорогой сводил желудок. Голова снова вцепился в его плечо, и они двинулись вперед. Они шли сквозь мглу, а над их головами бушевала метель. Ослепшие, замерзшие, они шли по звуку колокола, ставшего для них лучом надежды в океане тьмы, окружавшей их.

Вдруг послышался новый вопль, быстро затихающий вдали. Жрец завертел головой, пытаясь что-либо увидеть в крутящейся тьме.
Он услышал плач женщины. Она хотела выпрыгнуть из цепочки, но священник крикнул:
- Держите ее! Мы продолжаем идти к церкви. Сомкните цепь!
"О, святой Тенсес, защити нас! - подумал Грас - помоги добраться до церкви, молю тебя!"
В самом конце цепочки раздался новый крик.
- Вперед! Вперед! - крикнул жрец.
Теперь со всех сторон ему чудилось движение - пробегающие за завесой крутящегося снега фигуры, казавшиеся бесформенными... Они шли сквозь мглу, и вой ветра прерывался криками и плачем, но жрец лишь крепче сжимал зубы. Он должен вести этих людей к церкви даже посреди этого крутящегося кошмара. И он доведет...
Нога его коснулась нижней ступени крыльца. Дверь церкви была всего в нескольких шагах от него. Оставалось только преодолеть пять ступенек крыльца.
- Мы пришли! - крикнул он и вдруг почувствовал, что рука головы больше не сжимает его плечо. Когда он обернулся, то вместо жены головы и его самого, увидел лишь их маленькую дочь, замершую в ужасе, с протянутой рукой, которой она только что сжимала юбку матери. Жрец взял малышку на руки. Над головой его яростно пел колокол. Священник распахнул дверь и встал сбоку от входа, пересчитывая входящих.
Из двадцати семи лишь пятнадцать добрались до церкви. Когда последний перешагнул порог, жрец захлопнул дверь и навалился на нее, хрипло дыша. Летящий снег царапал по витражам в окнах, и казалось, что это демоны, стремящиеся добраться до человеческой плоти, пытаются пробраться в Божий храм. Несколько человек опустились на колени перед алтарем и начали молиться. Крики, всхлипы, неразбериха наполнили церковь. Отец Андрий подошел к жрецу и поднес ему ковш с водой. Жрец с благодарностью принял его и быстро осушил.
- Ты отлично справился сын мой. Но это была лишь одна деревня, а их несколько вблизи от нашей церкви.
- Святой отец. Там происходит что-то странное...
- Да, сын мой, я знаю это. Но людям нужна помощь, и я вынужден вновь просить тебя прийти им на выручку, потому возьми этот крест и ступай - он тебя защитит.
Грас подошел к алтарю и взял тяжелый медный крест, в гранях которого сверкали огоньки свечей. Он был такой холодный. Хотя холод металла и был символом надежды, самого священника переполняла мрачная безнадежность. Он сжал ладонью основание, чувствуя, что все глаза сейчас устремлены на него. Изображения двенадцати великомучеников смотрели на него строгим взглядом серых глаз.
Жрец посмотрел на них, перекрестился, затем крепко сжав крест, закрыл лицо полотенцем и вышел за дверь, в крутящуюся и воющую мглу...

[rusrusrus]

***
Переступив порог и войдя во тьму, а это было самым ужасным и трудным, он покрепче сжал медный крест. Его сильно трясло. Пальцы руки, державшей распятие, норовили разжаться. Несколько раз он едва удержался от того, чтобы не бросить тяжелый крест, но мысленно заставлял перенапряженные мышцы подчиниться.
Жрец шагал вперед, к счастью, ветер стал заметно тише, направляясь к домам, чьи огоньки виднелись во тьме. Дорогу полностью замело, и жрец сбился с пути, однако понял это лишь тогда, когда плащ стал цепляться за странные палки, выступающие из снега. Когда он наклонился и разгреб снег, то понял, что палки были лишь верхней оконечностью крестов.
"Ну что ж, - подумал жрец - срежу через погост".
Он шел, проваливаясь по колено в снег, ориентируясь лишь на огни далекой деревни. Но вьюга, неся с собой тонны снега, периодически скрывала от него эти путеводный маяки, и он был вынужден блуждать по кладбищу, пока снова не замечал свечение вдалеке.
Ветер шептал вокруг, забирался, казалось, прямо в череп жреца: "Ляг и усни, слуга Света, приляг, отдохни..."
- Нет! - Крикнул жрец во тьму. - Нет! Не усну!
"Спи-и-и, - пел ему ветер - закрой глаза и засни-и-и-и..."
"Заснуть... как было бы приятно заснуть, расслабиться. Наверное, нужно отдохнуть, - подумал жрец - немного подремать. Закрыть глаза, а потом, когда я отдохну и восстановлю силы, я продолжу поиски. Точно. Именно так я и сделаю".
"Может, - думал он - они спокойно спят у себя в домах на печах, в тепле... так тепло... тепло..." И над жрецом стало смыкаться ледяное покрывало.
Вдруг, осознав что делает, он стряхнул с себя тонкое снежное одеяло, чуть не ставшее его могилой. Он с трудом поднялся на ноги. Сердце колотилось. "Я ведь мог заснуть и замерзнуть - и душа бы моя отлетела к Тенсесу".
- Я не поддамся! - крикнул он, хотя сам не слышал слов, уносимых ветром. А ветер выл и смеялся тысячами голосов.
Жрец упорно шел вперед, а ветер продолжал бить ему в лицо, будто бы говоря: "Остановись, поверни, отдохни..."
Дома были уже близко, когда где-то в ночной тьме вскрикнула женщина тонким, полным ужаса голосом. Потом донесся мужской голос, в нем слышались мольбы о пощаде. Жрец остановился и вгляделся в огни, но сквозь бурю он ничего не смог увидеть. Ему послышалось, что с сотнями голосов воющего ветра переплетались жуткие выкрики. И откуда-то доносилась отвратительная какофония хохота, которая становилась все громче и громче, пока не утопила все просьбы о пощаде и взывания к Тенсесу.
Внезапно жрец увидел черное тело, лежащее на снегу. Летящий снег мешал смотреть, забиваясь в глаза, ослепляя. Жрец поспешно подошел поближе и понял, что это труп ребенка. Он уже хотел было обойти его, когда услышал приглушенный плач. Жреца прошиб холодный пот от осознания того, что он едва не оставил замерзать на снегу ребенка. Это оказалось девочка.
Жрец поднял ее на руки. На ветру ее длинные волосы развевались, и глаза, выглядывающие из-под черных завитков волос, казались тусклыми и ошеломленными, она явно была в шоке и даже не чувствовала холода, царившего вокруг. Она дрожала, но не от холода, а от страха.
- Хвала Свету, я тебя нашел! - сказал жрец, опускаясь на одно колено, и обнимая малютку. Он поспешно стянул с себя рясу, замотав в нее ребенка. Она никак не реагировала, ручонки безвольно висели. - С тобой все в порядке?
- Да - ответила она так тихо, что жрец, в вое вьюги, скорее угадал чем услышал то, что она сказала. Девочка, казалось, смотрела сквозь жреца, в темноту, в которой видела что-то видимое только ей.
- Девочка, где тот человек, что принес тебя сюда? Куда он делся?
- Он нес меня в церковь. Куда-то ушел. Пожалуйста, помогите мне. Я хочу домой, к папе. Он ушел, далеко. Пожалуйста, помогите мне. Я хочу...
Глаза ее слегка шевельнулись, взгляд переместился, теперь она смотрел за плечо жреца. И жрец увидел ртутный отблеск ужаса в этих застывших глазах.
Он перекатился вбок как раз в тот момент, когда коса-литовка завершала свой замах, которым она должна была отделить его голову от торса. Коса, просвистев совсем рядом, не снесла ему голову, но задела предплечье. Не смертельно, но холод мгновенно пробрался в рану, и жрец почти перестал чувствовать свою руку. Его рука замерзала, а в предплечье словно бы разожгли огонь. Он чувствовал теплые струйки, стекающие по рукаву кафтана. Целой рукой он взял девочку и откинул ее подальше за свою спину, где она и упала, оставшись лежать, лишь два глаза, в которых застыл, страх смотрели на существо, появившееся из темноты.
Это была девушка в серовато-синем, местами порванном балахоне, неудивительно, что жрец не заметил ее. Ее наряд полностью сливался с окружающим снегом, а метель мешала рассмотреть ее очертания. Ее лица, как и ног, не было видно, лишь руки, бледные с оттенком синевы, держащие косу, виднелись из рукавов.
- Кто ты? Что тебе надо? - крикнул жрец.
- Монах... Здесь... Живой... - как шелест ветра в листве, но почему-то четко слышимый в окружающем их урагане.
- Ты сбилась с дороги? Тебе помочь? Обогреть? Вон как замерзла, аж посинела.
Она не ответила, лишь, поудобней перехватив косу, кинулась к жрецу. Жрец взмахнул крестом, надеясь блокировать удар. Крест и коса, выбив искры, столкнулись. Женщина, истошно закричав, отпрыгнула назад. Жрец рухнул на одно колено. Отдача от удара заставила костром взвиться боль в ране. И именно боль очистила его разум. Помогла понять, что за существо перед ним. Коса, балахон, крики, странная сила для женщины. Она не была человеком. Это могло быть лишь одно существо Сарнаута.
- Баньши! - ветер подхватил и унес крик...

"Вот тогда мне стало действительно страшно. Я знал, что баньши приходят к людям, которых ожидает скорая кончина. Они были вестниками конца. Но я еще надеялся, что Тенсес защитит меня... Я хотел обмануть смерть..."

Баньши остановилась. И не понятно было, что остановило ее - упоминание ее имени или подготовка к новой атаке. В любом случае, паритет сохранялся - жрец не мог подняться, холод и кровопотеря ослабили его, но и баньши не нападала. Буря будто бы отступила, и сейчас вокруг них образовалось пространство, свободное от летающего снега.
- Я заберу свое... Не сопротивляйся...
Рана болела и не давала священнику сосредоточиться. Холод... Он был везде. От него нельзя было спрятаться. Кафтан не защищал жреца, промерзшего, казалось, до костей.
Баньши, скользя над снегом, направилась к нему. Грас закрыл глаза и опустился спиной на снег, как на мягкую подстилку. Сил не осталось, раненная рука перестала ощущаться. Видимо это конец.
- Подожди… - шепнули его губы. Собирательница душ остановилась.
- Можно... Последнее желание?
- Скажи его.
- Мне так холодно. Нельзя ли согреться?
- Смерть это всегда холодно.
Скорбная тень засмеялась хриплым смехом.
- Тогда дай тем людям в деревне шанс выжить.
Тень замерла. Жрец только сейчас заметил, что снег перестал кружиться вокруг, хотя далекий вой говорил, что метель все еще продолжается.
Когда баньши заговорила, в ее голосе человеку послышались сочувственные нотки.
- Вестники смерти не могут дарить жизнь, они могут ее лишь забирать...
- Тогда забери меня вместо них...
Баньши, смеясь, наклонилась к жрецу.
- Зачем этот обмен? Ведь ты сам уже не жилец. Попробуй шевельнуть рукой или ногой - не можешь? Твоя кровь схватилась льдом, и тебе больше никогда не встать с этого снега. Ты умрешь на погосте. Снег станет твоей могилой.
Тень протянула руку и коснулась щеки жреца. Но вместо тепла тела Грас почувствовал лишь могильный холод, распространяющийся от этого прикосновения.
- Я чувствую смерть. Она уже внутри тебя. Дай мне руку как знак согласия. И ты обретешь покой.
- Но люди в деревне...
- Я уже забрала их. И они обрели мир, который ты так упорно отвергаешь. Ты зря надеешься на помощь, жрец, вьюга будет идти до утра, и никто в ней тебя не сможет найти.
Священник почувствовал, как слеза скатилась по его щеке.
- Вот видишь. Ты же понимаешь, что тебе ничто не поможет - не мучайся, прими мою помощь.
- Я плачу от мороза.
Жрец не видел лица баньши из-за ее низко надвинутого капюшона, но ему показалось, что на лице вестницы смерти мелькнула грустная улыбка, в которой не было злорадства, лишь сочувствие.
И человек сдался. Спорить с баньши стало выше его сил. Он перестал чувствовать почти все свое тело и холод все ближе и ближе подбирался к сердцу. К тому же он чувствовал, что кровотечение не остановилось и одежда пропитывается кровью, быстро превращающейся в лед, все крепче и крепче приковываший его тело к снежному покрывалу.
- Хорошо. Но... Я знаю... Ты уже говорила, но... Проводи девочку до церкви... Не дай ей погибнуть... Прошу тебя...
Скорбная тень отстранилась от жреца и замерла как изваяние. Наступила тишина. И в этой тишине, как приговор, прозвучали слова баньши:
- Нет.
И все перевернулось в священнике. Он понял, что нет и не было жалости в той, что была вестницей смерти. Собрав все силы, он прорычал:
- Иди прочь, нечисть! Никогда не заберешь ты меня с собой!
И вновь раздался смех баньши. Она сказала:
- Мне стоит лишь чуть-чуть подождать. Ты сам умрешь. А пока мне пора. Если сдашься... Или не сможешь больше терпеть, просто позови меня и я приду, даруя покой…
Баньши мягким движением скользнула куда-то за спину жрецу, скрывшись от его взгляда, и, тотчас же, буран завихрился с новой силой, и вой ветра вновь наполнил слух. Снег, кружась вокруг него, мешал обзору и больно колол глаза. Поэтому Грас откинулся на спину и стал слушать, как воет ветер. Ему вспомнился очаг в его комнате в пристрое церквушки. Танцы огня и треск поленьев... Вой бури начал слабеть и постепенно затих совсем. И тогда жрец открыл глаза.
Он оказался лежащим на кровати в какой-то каменной келье. Священник поднялся с кровати и огляделся. В комнате явно давно не убирали, везде была пыль и паутина, и холод. Казалось, сами стены источают холод, от которого нельзя было спрятаться. Грас стянул с кровати одеяло и закутался в него. Это помогло ему чуть-чуть согреться, но раненное предплечье все равно ныло. Подойдя к двери, он некоторое время смотрел на нее, не решаясь открыть, но все же взялся за ручку и толкнул дверь. Она, скрипя, отворилась. Он увидел длинный каменный пролет ступеней, исчезавший в чернильной темноте, и начал спускаться, ощупывая холодные и влажные потрескавшиеся стены.
Он шагал вдоль холодного длинного коридора, и со всех сторон замечал лишь пыль и запустение. Казалось. что в этом строении давно не бывало людей, но ведь кто-то принес его в ту келью, и он обязан был найти своего спасителя. Пройдя коридор, он поднялся по длинной, винтом изгибающейся лестнице, оканчивающейся стеной, в которой была маленькая дверь. Открыв ее, жрец оказался в большом зале. Зал стоял погруженный во тьму, не было видно ни потолка, ни стен. Слышались далекие звуки, словно вода капала на бетонный пол. Когда человек двинулся вперед, его сапоги звонко ударялись о каменный пол. Глаза его стали потихоньку привыкать к темноте, и он видел картину запустения: гладкие стены, переплетения толстых деревянных балок, каждая толщиной с мачту небольшого астрального корабля, подпирающие потолок на высоте примерно 20 метров. Старая люстра косо свисала с потолка, и в ней не горело ни единой свечи. Где-то в глубине зала светил одинокий огонек. Жрец пошел на этот свет вдоль стены, касаясь ее руками, из-за боязни потеряться в этом зале. Одна половина сознания жреца тряслась от страха, другая же заставляла его ноги идти к свету, навевая воспоминания о тепле.
Спустя долгое время жрец подошел к источнику света - им оказалась свеча, стоящая на небольшом столике из полированного дерева. За пределами светового круга ничего не было видно - все скрывала тьма. В окружавшей его тишине священник явственно услышал как свистит ветер в разбитых окнах. И этот свист напомнил ему о той снежной ночи, которая, казалось, была бесконечно давно. Холод стал почти нестерпимым. Поэтому жрец скинул с себя одеяло и кинул его в камин, затем взял со стола свечу и подошел к камину, чтобы поджечь одеяло, как вдруг слева он увидел еще одну свечу. Она плыла прямо по воздуху, как будто ее нес призрак. Свеча была тусклой и почти не горела. Казалось, она в любой миг может погаснуть.
Но потом Грас увидел отблеск пламени на лице молодой девушки. У нее были длинные эбеново-черные волосы, чувственные полные губы, лицо , прекрасное как осенняя луна, и такое же бледное. Ее лицо казалось одновременно очень старым и очень молодым. На белой коже не было морщин, но глаза казались древними и мудрыми. Жрец понимал, что где-то ее видел, настолько знакомым выглядело ее лицо, но он никак не мог вспомнить где. Тем временем девушка подошла вплотную к жрецу и протянула ему руки.
Одна ее рука, холодная, как кусок льда, коснулась плеча Граса. Вторую руку, со свечой, она протянула жрецу, словно предлагая ему взять ее. И тут он вспомнил, чьи прикосновения были также холодны, кто говорил с ним, когда он замерзал на снегу. И вспомнил чье лицо перед ним - это было лицо той девочки, которую он нашел замерзающей в метели. И она поняла по выражению лица человека все, что промелькнуло у него в голове.
Баньши улыбнулась - улыбкой девочки с глазами старухи - и сказала:
- Добро пожаловать.
Жрец рванулся, и ледяные пальцы сорвались с его плеча, и сразу же заболела старая рана на предплечье. Схватив свечу, он бросился к камину, засунув огарок глубоко внутрь, и тот час же пламя , ярко вспыхнув, осветило жреца, стоявшего перед огнем, и девочку, стоящую у стола за спиной человека. Грас с торжеством повернулся к баньши и последнее что он увидел, перед тем как мир померк, была грустная улыбка на ее лице и потухшая свеча в ее руке...

В нос ударил едкий запах водки, затем что-то влажное, смоченное, судя по запаху, все той же разбодяженной водкой, коснулось носа жреца, и он закашлялся. Впрочем, кашля он не услышал, он вообще не слышал ни одного звука, зато с трудом, но все-таки смог открыть глаза. Над ним, на фоне неба, закрытого тучами крутящегося снега, склонились три фигуры, в одной из которых он узнал отца Андрия. Фигуры шевелили губами, но жрец не слышал, что они говорят. Затем святой отец склонился над ним и закрыл ладонями его лицо. Жрец сразу же почувствовал живое человеческое тепло, идущее от рук священника, и услышал вой ветра. Святой отец накладывал на него благословление, должное поддерживать тепло в замерзшем теле.
- Вот и отлично. Теперь ты нас слышишь, сын мой?
- Да, Святой отец - прохрипел жрец.
- Мы еле тебя отыскали. Если бы не огонек, что привлек наше внимание на погосте - мы бы ни за что тебя не нашли.
- Где... Где девочка? - с тревогой спросил Грас.
- Нашли мы сию отроковицу, да не успели. Замерзла она, да и отлетела душа ее к святому Тенсесу. Да и твоя почти тоже.
- А что за огонь? Где тот, кто держал его?
- Так это ж ты и был - несколько удивленно воскликнул отец Андрий. - Посмотри что у тебя в руке.
Жрец скосил глаза на свою руку и увидел в ней свечу, ту самую, что он взял в том холодном зале, и от которой зажег камин.
Только тут Грас понял что произошло. Он был на самом краю. И та свеча, стоявшая на столе, была искрой его жизни. Баньши несла свечу умирающей, замерзающей на снегу девочки. Он мог спасти ее, взяв свечу из рук баньши, но он предпочел зажечь огонь своей жизни от своей искры.
И спасся, купив свою жизнь смертью маленькой девочки...
- Вставай, Грас. Не можешь? Сейчас. Подожди, мы тебе поможем - сказал отец Андрий и кивнул двум своим спутникам. Те взяли топоры и начали аккуратно вырубать жреца изо льда, образовавшегося из намерзшей крови и снега. Это последнее что видел Грас. Алые точки, кружась перед его глазами, превратили мир в яркий красно-белый кружащийся калейдоскоп. От нехватки крови жрец потерял сознание. Последнее что он услышал, был звук трескающегося льда и голос отца Андрия:
- Несите его скорее в церковь. За людьми в деревню вернемся завтра. Тенсес упокой их души.
И мир провалился во тьму.

[rusrusrus]

***
Первое, что почувствовал жрец, придя в себя - тепло. Исчез холод. Плечо ныло, но прежней, ослепляющей боли, священник не чувствовал.
Жрец открыл глаза и огляделся - он лежал на койке в своей келье, до горла укрытый покрывалами.
Дверь отворилась, и в комнату вошел святой отец.
- Как ты? - спросил Андрий, в то время как его руки сноровисто разматывали бинты с предплечья жреца. Осмотрев рану, святой отец одобрительно покачал головой, и начал забинтовывать руку новыми бинтами, судя по запаху, смоченными настоем подорожника.
- Уже лучше - Жрец смотрел за работой святого отца. - Как долго я спал?
- Всю ночь почти. Скоро настанет утро. И метель ослабевает.
Действительно, темнота за окном сменилась серой мутью. Святой отец закончил перевязку и встал с кровати.
- Давай, послушник, помогу тебе встать, и пойдем позавтракаем.
Святой отец, протянув руку жрецу, помог ему подняться. В мышцах у священника будто закололи тысячи иголочек, и он поморщился.
Отец Андрий взглянул на его гримасу и, улыбаясь, сказал:
- А ты что хотел? Пролежал несколько часов в снегу и чтобы даже насморка не подхватить? Нет, брат, за все приходится платить.
Святой отец отворил дверь и оба церковника вошли в главный зал церкви. Там стояла тишина, хоть и количество народа, находившегося там в тот момент, в несколько раз превышало обычное число прихожан, бывавшее в церкви на молениях по поводу праздничных постов и многочисленных церковных праздников.
Грас, осмотрев зал наполненный людьми, с удивлением понял, что людей явно больше двух десятков, что он привел в церковь через буран.
Он повернулся к святому отцу с намерением спросить о том, откуда же взялось столько народу, как тот сам начал говорить:
- После того как ты ушел во второй раз во тьму, к нам стали приходить люди из окрестных деревень. Всего за ночь пришло около двадцати. Последняя семья пришла около получаса назад, и больше пока никого нет. Где остальные люди мы не знаем. Те, что дошли сюда, рассказывали, что не видели в селах ни единого огонька, будто деревни вымерли. Сегодня, как только рассветет, я возглавлю отряд, отправляющийся на поиски. Надеюсь, люди просто попрятались в подполья, и мы зря волнуемся.
- Отец Андрий, разрешите мне помочь вам?
- Нет - Твердо ответил священник, качая головой. - Ты и так едва не замерз, и тело твое сильно ослаблено переохлаждением... Хорошо будет, если ты легкие, али почки свои на холоде не поморозил. Как пойдем на поиски, так и тебя на санях в Солнечный отправим. Надеюсь, корабль еще не улетел. Ведь ты должен был еще вчера на Кватох с докладом улететь.
- Но...
- Никаких "но". Ты и так уже натерпелся. К тому же стар я уже, а мне приемник нужен. Вот заодно и в духовную академию поступишь, ума-разума наберешься.
Святой отец дал в руки Грасу миску с похлебкой, ложку, и несколько ломтей хлеба, после чего ушел к людям, утешать их и давать советы. Большинству из них надо было просто выговориться, и отец Андрий давал им эту возможность. А жрец остался есть суп, уныло ковыряясь в нем ложкой.

Отряд собирался. Жрец смотрел за ними из окна, наблюдая как в сани впрягают церковных лошадей. Отец Андрий, одетый в шерстяную папаху и тяжелый тулуп из овчины, руководил погрузкой необходимых вещей на сани. Одни были предоставлены для того, чтобы отвести молодого жреца в порт, трое других же должны были направиться на осмотр деревень, до которых вчера так и не смог добраться Грас.
- Н-но. Выноси, залетные! - крикнул возница, и сани со жрецом тронулись. Метель, едва не погубившая жреца той ночью, сровняла все неровности ландшафта. Дороги исчезли, и возница вел сани по памяти. Впрочем, погода стояла ясная, и солнце светило ярче обычного, хотя, возможно, это казалось лишь жрецу. Слишком свежи были в памяти события прошлой ночи.
Дорога в Солнечный прошла без происшествий. Лежание на снегу не прошло бесследно для здоровья жреца, и он почти дорогу проспал, согревшись под кучей шкур. Проснулся лишь тогда, когда сани остановились. Дорога кончилась, впереди был пост таможенного контроля.
- Стой, кто будете? - зычным голосом проревел толстый таможенник.
- Да вот, везу, священника нашего... В столицу, стало быть. Добрый человек - пробормотал, запинаясь, возница.
- А подорожная то есть у тебя. Али в самоволку уходишь? - таможенник подошел, поудобнее перехватив одноручное копье. Его пустые глаза уставились на жреца.
- Есть, не извольте беспокоиться... Сам отец Андрий подписывал.
- Каков такой отец? - сыто рыгнув, сказал воин. - Моего отца Святослав кличут, а про какого ты мне брешешь я знать не знаю и ведать не ведаю - и воин счастливо заржал над своей шуткой.
Все естество жреца презирало сейчас этого стража. Разжиревшего, откормившегося на поборах с простых людей, смотрящего сейчас на кучера с презрением сытого к голодному. Пустые его глаза, в которых не было ничего, совершенно ничего, пустые и водянистые от долгого пьянства, не выражали никаких эмоций.
- А может вы шпионы имперские, а? Вон молчит жрец-то, словно воды в рот набрал. А ну-ка щас проверим, не найдется ли у него за пазухой контрабанды хадаганской, да отравы заморской.
Воин подошел к саням, и, схватив возницу за руку, сбросил того со скамьи. Затем, прислонив копье к будке, начал рыться в небольшом сундуке, стоявшим под скамьей возницы. Он был так увлечен "обыском", что не заметил воина, вышедшего из небольшой избы у дороги, являвшейся зданием таможни. Подойдя к мародеру, он взял его за шиворот и отбросил его в сугроб.
- Ты что, охренел в конец? - были первые слова стража, выбирающегося из сугроба. Но затем он поглядел на вмешавшегося, и ругательства застряли у него в горле. Перед ним, у саней, стоял седой воин в легкой кольчуге, красных валенках и рукавицах. Он вполне мог бы сойти за обычного стражника, но властный взгляд и палица на поясе выдавали в нем командира.
- Ты что творишь, ратник? Совесть потерял? Али кнутов захотел? Могу устроить, ты не сумневайся - сразу же перешел в крик предводитель.
Таможенник же как-то сник, исчез весь его задор, и он заелозил перед начальником.
- Да, капитан. Извините. Больше не повторится.
- Конечно не повторится. Потому что мзду берешь, а с командиром то и не делишься, негоже так. Посему решил я - не быть тебе больше таможенником. А отправишься ты на дальнюю заставу. Волков да ворон распугивать. Пошел вон с глаз моих - и воин презрительно сплюнул, глядя, как улепетывает толстый таможенник.
- Вам-то что надобно? Пошто столпились в проходе, людям проходу не даете? Платите пошлину, да быстрее проезжайте. - сразу же зарычал капитан, обратив взор на жреца и его проводящего…
Возница, дрожащей рукой отсчитал ему монеты в протянутую ладонь. Тот пересчитал их, хотя прекрасно видел, что все верно.
- Брысь отседова, разъездились тут всякие - ворчащим голосом сказал капитан таможни и пошел в избу, шаркая валенками.
Возница вскочил на уступок и, щелкнув кнутом, поспешил скорее миновать здание таможни. Жрец же, по мере того, как сани отъезжали все дальше и дальше от заставы, поворачивал голову, провожая взглядом сгорбившуюся фигуру капитана таможни.
"Бедный капитан. Не в нем беда, и не в подчиненных его, что взятки берут. Во всей Кании так. Борьба с Империей на Святых землях высасывает все соки из Лиги. Всех пригодных к службе забирают на фронт, а возвращаются лишь калеки, да увечные. Чтобы содержать такую большую армию, приходится по всем аллодам вводить высокий налог, да землепашцев заставлять от зари до заката в поле ярмо тягать. А как их заставишь, когда всех мужиков забрали на фронт, а в деревнях только бабы да ребятишки остались? Не то что отдать - самим себе на прокорм не хватает. Вот и не платят крестьяне. А служивые тоже есть хотят. И этот воин, вернувшись с ранением со Святой земли, понял, что никому он и не нужен. Да куда ж его возьмут увечного? Вот и отправили на этот глухой аллод на таможню. Денег тут не платят. А коли платят, так месяц через два. А у воина жена да семеро ребятишек - по лавкам сидят, папу зовут, кушать просят. Деньги чиновники не платят, вот и приходится воину пошлину завышать, чтоб и себе, и детям с женой, хоть что-нибудь перепало.
И по всей стране так. И город этот, именуемый Солнечным, никакой не город, а по сути своей, просто деревня, состоящая из серых, полуразвалившихся деревянных домов, стоящих тут, наверное, еще со времен первых колонистов.
Сани ехали по Солнечному. Серый мир. И только голубое небо выбивалось из этой общей бесцветности своей яркой глубиной и синевой, к тому же небольшие размеры аллода позволяли видеть недалеко от края синие глобулы астрала. Возница долго петлял по кривым улочкам городка, проезжая мимо грязных притонов, около которых сидели-лежали любители контрабандной имперской соли из Мертвого моря. И никто их не подбирал и не пытался забрать домой - тут сидели только те, кого жизнь сломала и выбросила на помойку. Те, кто всю милостыню, собираемую за день и частично отдаваемую стражникам за прикрытие от чиновников, тратил вечерами на очередную порцию соли. Им являлись сказочные видения, резко контрастирующие с серой обыденностью. Но рано или поздно эти люди умирали. Засыпали и больше не просыпались. Но умирали со счастливой улыбкой на губах, обретшие счастье во снах.
Сани проезжали мимо темных переулков, в которых горели красные фонари - кварталы притонов, в которых за деньги можно было получить все, в том числе и нож под ребро. Стража туда не совалась, вполне довольствовавшись откупными, что давали им вожаки шаек, хозяйствовавших в этих районах.
Кварталы полуразвалившихся деревянных домишек, в которых проживала беднота. А учитывая положение на аллоде и в целом в Лиге - таковыми были почти все живущие в городе.
Бедный город, в котором можно было увидеть отражение всех несчастий, свалившихся на Лигу: голод, война, мор.

Наконец сани выехали на побережье - к порту. Там, среди прогнивших свай, и полуразвалившихся стапелей стоял только один корабль. И именно он должен был увезти жреца в Новоград. Возница встал и положил руку на плечо жрецу, помогая тому встать.

[rusrusrus]

***
Жрец проснулся от осторожного прикосновения к плечу. С трудом сфокусировав зрение на том, кто его разбудил, жрец не без удивления узнал хозяина таверны. За его спиной толпилась небольшая очередь из прислуги таверны.
- Грехи не отпускаю - заплетающимся голосом пробормотал жрец.
Трактирщик потерял дар речи и не нашелся что ответить. Так в молчании и прошло с полминуты. Наконец хозяин таверны решился сказать:
- Э-э-э… Святой отец, вы уж извиняйте за дерзость, да вот нужник-то у нас один на двор. А вы в нем почивать решили. Не могли бы вы... э-э-э... пройти в свою комнату?
- Я бы с радостью, добрый трактирщик, да вот только пьян я, так что извиняй - пробормотал жрец.
- Это ничего. Мои молодцы донесут вас, святой отец - улыбнулся трактирщик, делая знак двум дюжим молодцам. Те, подхватив жреца за руки, понесли его аккуратно в таверну в его комнату, где и аккуратно положили на кровать. Последнее, что запомнил Грас перед тем как заснуть, была блестящая под светом луны лысина Понтия.

[rusrusrus]

***
Грас проснулся от того, что кто-то тряс его.
"Святой Тенсес, кто там? Голова сейчас отвалится"
Жрец открыл глаза и посмотрел на причину своего беспокойства - ей оказался Понтий. Он тряс его за плечо одной рукой, а другой держал наготове ведро с водой.
Жрец вздохнул, взглянул мутными глазами на воина и кивнул.
Понтий улыбнулся еще шире и опрокинул ведро на лежащего в постели. Поток холодной колодезной воды обрушился на Граса, отчего тот вскочил, отфыркиваясь, и встал перед паладином, дрожа как осиновый лист. Побелевшие губы выдавили кислую улыбку.
- Пошли. Завтракать пора, да выдвигаться в путь.
Вместе они спустились в главный зал. Там уже сидело множество лигийцев. Видимо ночью здесь остановился один из тех редких караванов, что еще ходили по тракту, несмотря на угрозу разбойников и нечисти.
На двух воинов церкви никто не обращал внимания. Они спокойно прошли через весь зал и уселись за стол у небольшого окна, выходящего во двор трактира. Там действительно во множестве стояли повозки, запряженные мощными тягловыми лошадьми, которые резко контрастировали с худосочными крестьянскими клячами. Да и вид самих купцов - разжиревших, откормившихся канийцев в медвежьих дохах, сидевших в зале трактира на самом почетном месте - у камина, выражал солидность и уверенность в завтрашнем дне. Хозяин увивался около них, понимая, насколько важные гости посетили его заведение. На двух служителей церкви он больше не обращал внимания.
Жрец, осматривая группу купцов, столкнулся взглядом с одним из них, очевидно не простым торговцем, а, как минимум, начальником охраны каравана. Тот человек был одет в доху из шкуры рыси, и на боку его висел черный меч, который он постоянно гладил по эфесу. Торговец не выдержал взгляда жреца, который, казалось, проникал в самую душу, и опустил глаза. Затем, тронув соседа, и указав ему в сторону двух церковников, поднялся от стола и подошел к хозяину таверны. Хозяин побледнел, когда торговец задал ему вопрос, очевидно касающийся Граса и Понтия. Затем испуганно взглянул в сторону стола, за которым сидели Понтий и Грас, и кивнул головой, что-то пробормотав. Было видно, как он часто сглатывает - кадык испуганно ходил вверх-вниз.
Купец, очевидно удовлетворенный ответом трактирщика, направился прямо к столу служителей церкви.
- Я присяду, добрые люди? - спросил он подойдя. И тут же сел, не дожидаясь ответа.
- Приветствую тебя, купец - ответил Понтий. Это был скорее вопрос, а не ответ.
- Нет. Я не купец - засмеялся незнакомец. - Я проводник. Митрием меня кличут.
- И какая же нужда привела сюда уважаемого проводника? - осторожно спросил Понтий.
- Путешествовать по тракту стало опасно. Разбойники да волки не дают покоя простому люду. Множество тех, кто пробовал в одиночку проехать по тракту, исчезли. И недаром, ведь все знают... - незнакомец внезапно остановился и осенил себя крестным знамением, затем закончил фразу - …что места здесь недобрые.
Паладин взглянул на жреца - не испугался ли тот. Но нет, жрец сидел спокойно, ни единый мускул не дрогнул на его лице.
- Почему же это? - изобразил удивление воин.
- Дык все ж знают, что после проклятой зимы, все и началось. А тут еще и эти... - затараторил Митрий.
- Стой. Стой. Не так быстро - улыбнулся Понтий - объясни все толком, да по порядку.
Проводник вздохнул. И начал рассказывать.
Понтий, мельком взглянув в сторону соседа, заметил, как в глазах жреца вспыхнул интерес.
- Ну, стал быть, зимой это произошло, да. Злющая зима была. А началось все с того, что люди стали пропадать. Патрули конные не смогли никого найти, а стража и не пыталась даже. Объехали пару раз деревни, да и все бросили. А потом, в одну ночь, про которые бабки на печах внучатам рассказывают, что нечисть в такие на погостах свой праздник отмечают, метель случилась. Да такая, что жуть. Я тогда как раз в Искристом был, так дверь в таверну так замело, что потом конюхи через окна вылазили да лопатами откапывали двери - проводник хохотнул, но тут же спохватился - Так вот, о чем я. Ах да, метель была - ух. Да странная какая-то метель. Некоторые говорят, что в реве ветра голоса слышали, а некоторые, даже и огни видели, як глаза чьи-то. Но кто ж им поверит, пропойцам тем...
- Да. Очень интересно. Но почему те места прокляты, если метель по всему аллоду была?
- Да потому что все жители деревенек в ту метель и исчезли, как небывало. Только церквушка осталась, где некоторые попрятались. Вокруг нее деревеньку то новую и основали, да частоколом обнесли. А как иначе то, если церковь посреди кладбища стоит. А ну-ка упыри да вурдалаки из могил полезут, как тогда честному люду защищаться? Никак нельзя без частокола - убежденно заметил следопыт.
- Так из-за кладбища что ли проклятье? - удивленно спросил Понтий.
- Нет, конечно - удивленно ответил проводник, не понимая, как его собеседники не могут понять сути его рассказа. - Озеро рядом есть, да только никто на нем не рыбачит, и не купается, потому как странное оно какое-то. Вода вроде бы теплая да чистая, под солнцем радостно блестит, но ни одного деревца по берегам не растет, берега голые да пустые, лишь ветер воет. А коли дальше от озера зайдешь - то попадешь в такую чащу, где лишь бурелом да валежник. И ни зверя там, ни птицы.
- Да на всем аллоде зверей нет, кроме свиней, да куриц - усмехнулся воин Церкви.
- А вот тут ты ошибаешься - покачал головой Митрий. - Не так давно - года три, аль четыре назад, завелись у нас на аллоде волки. Откуда да как, неизвестно, но поговаривают что не простые это звери, а зачарованные, оборотни-перевертыши какие-то. Ибо обычный зверь после себя следы на снегу оставляет, а эти - нет. Потопчутся в одном месте, а потом отойдут недалече и - пшик - следы пропадают. Обрываются неожиданно, как будто и не было их. На людей нападают, гады лесные. В прошлые зимы много саней разграбленных нашли. Те, кто на ночь глядя рискнул из дому выехать - пропали, только сани их находили разломанные, но ни лошадей, ни возниц нет. И следы вокруг волчьи вились и все... С тех пор и не ездят у нас по тракту в одиночку. Все группами мужики собираются и едут…
- А не пробовали норы волчьи, логовища, найти? - спросил жрец. Проводник удивленно повернулся к нему, видимо считал священника немым. Правда тут же опомнился и ответил:
- Пробовали, конечно. Мужики, особенно те, у кого детки малые пропали, чай все леса окрестные перерыли - нету ничего. Правда осталось место одно на севере аллода, да только совать туда никто не хочет - боятся.
- А что там, неужто разбойники обосновались?
- Да нету их - поежился Митрий. - Ничего там нет, просто лес темный, овраги с буераками, да елки сухие. Вот только страшно там. Вроде и бояться-то нечего, а только войдешь, глядь - колени то уже и трясутся. Никто так и не прошел весь лес, да не знают что по ту сторону его. Самые молодцы-удальцы, перед девками щегольнуть желая, клялись и божились, что пройдут лес - да только возвращались все, портки почем зря смочив. Хотя некоторые, которые взбирались на те ели, что повыше, да к краю леса поближе, говорят - болотце там за лесом раскинулось до самых северных гор. Ровная поверхность, говорят, да по центру топи сей пригорок небольшой, на котором пара сосенок кривых растет, вот и все - какие ж там волки могут жить, только если лешие да кикиморы какие-то, а их-то вот лучше и не тревожить. И не стали люди ходить в тот лесок, гиблым его прозвав. А и вправду - что там искать? Грибов, ягод там нет, деревья все кривые да гнилые, даже сруб из них не срубить, вот и плюнули на то место. И не ходят туда больше.
В последнее время вроде поспокойней стало, но все равно – уйдет, иногда, кто по грибы-ягоды в лес и не вернется. В деревнях уж и девок-то своих боятся на делянки за малиной одних отпускать. Обязательно с мужиками только идут. Да и то не всегда помогает. Двое-трое за лето пропадают. А уж зимой... - проводник горестно махнул рукой.
- Спасибо за рассказ, Митрий. Но только ли ради того, чтобы предупредить нас, ты нам рассказал это?
- Нет конечно - замялся проводник. - Меня просили спросить у вас - не решите ли вы присоединиться к нашему каравану?
- Чем же это мы так приглянулись?
- Просто вы ж люди светлые, да на вас милость Тенсеса и двенадцати великомучеников, вот и решил народ, что с вами-то нечисть и не рискнет связываться. А уж за платой мы не постоим - отплатим за защиту деньгами, мехами, аль благовониями. Или может - Митрий оглянулся вокруг, чтобы узнать, не подслушивает ли их кто-нибудь - Солью имперской...
Паладин хлопнул ладонью по столу. И проводник осекся.
- Да как ты смеешь! Отраву иноземную, да нам воинам Лиги предлагать? Совсем страх потерял? Отлучение от церкви захотел? - прохрипел Понтий. Вчерашнее холодное пиво не прошло бесследно и для него - застуженное горло вместо крика выдавало лишь хрип.
Проводник побледнел: отлучение от Церкви в Лиге считалось самым страшным наказанием и позором.
- Мы ни за что не присоединимся к каравану людей, что своей алчностью душат нашу Родину - сказал жрец, гневно глядя на Митрия.
Проводник, ощущая на себе гневные взгляды служителей церкви, медленно встал. Отвесив глубокий поклон, он отошел куда-то вглубь зала.
Церковники некоторое время смотрели ему вслед. Затем переглянулись и одновременно начали собираться.
Жрец повесил на пояс небольшую палицу и сумку на плечо, затем накинул на себя плащ и закутался в него, как будто сильно замерз, хотя в таверне стояла жара.
Паладин надел кольчугу, плащ и перевязь с мечом за спину, затем подхватил котомку со своими пожитками и встал из-за стола.
Вдвоем они вышли из общего зала, прошли через сени, и, спустившись с крыльца, вышли на дорогу, представлявшую в данный момент из себя две колеи от телег, наполненные грязью. Ночной дождь размыл дороги. Даже удивительно как смогли проехать повозки купцов по такой грязи.
Солнце, только показавшее свои лучи над горизонтом, не могло разогнать туман, скрывавший все вокруг.
Двое людей двинулись по дороге, оскальзываясь время от времени в глине. Дорога простиралась в белую муть, словно уводя за край мира, в астрал, куда им придется падать в бесконечность.
Они шли уже минут пятнадцать, когда Понтий внезапно встал. Жрец, шедший за воином, тотчас же остановился. В тумане промелькнул силуэт какого-то животного, движущееся быстро, ловко, что-то меньшее по размерам, чем человек. В сумрачном свете определить, что это такое, не было ни единой возможности.
У воина создалось чувство, что за их компанией из тумана наблюдает кто-то, быстро нагоняющий сзади. Он выхватил меч и обернулся. Ничего - только пустотам и серая муть тумана.
- Спина к спине! – скомандовал Понтий. Жрец, кивнув головой, скинул с плеча сумку, и, достав палицу из-за пояса, встал спиной к воину.
Паладин, знавший, что его спину прикрывает товарищ, смог повнимательней присмотреться к туману, стараясь различить в нем преследователей, но кроме стволов деревьев из серого киселя ничего не выделялось.
Краем глаза воин заметил движение в тумане в кустах слева от дороги. Потом справа. Он не мог определить, что это было, но движение прекращалось, едва он замечал его.
А потом из-за серой стены тумана прямо на них выпрыгнул волк, серый волк с красными глазами. Они горели, словно угли в домне кузницы. Читавшаяся в них ярость и злость, ни оставляли ни единого сомнения о целях животного. Храмовник увидел белые клыки, мелькнувшие у его уха. Волк в прыжке задел его плечо, едва не сбив в жидкую грязь, и исчез в тумане также внезапно, как и появился. Меч воина лишь рассек воздух.
Второй волк бросился на жреца, когда тот повернул голову, взглянув на серую тень, промелькнувшую мимо. Серый прыгнул, целясь вцепиться в горло человеку. Священник сделал шаг назад и, наступив на полу плаща, упал в грязь. Волк приготовился к новому прыжку, но Понтий, сделав шаг вперед, ударил животное носком сапога в ребра. Серая бестия, показав людям клыки, прыгнула в туман.
Паладин протянул руку жрецу, чтобы помочь тому встать из грязи, но внезапно получил удар под колени. И тут же услышал, как проскрипели волчьи клыки по плотной коже сапог. Воин изогнулся, высвободил ногу, и уже замахнулся мечом, но тут на череп волка обрушилась палица жреца. Раздался хруст, и челюсти на ноге паладина разжались. Голова волка шлепнулась в грязь. Тело несколько раз конвульсивно дернулось и затихло. Теперь, казалось, их со всех сторон окружала сотня стремительных теней, прыгавших, вертящихся, словно играющих с людьми. Только проигрыш в этой игре обозначал смерть.
- Двигаемся! - крикнул воин - Не давай им возможности остановить и разделить нас!
Вдвоем, спина к спине, медленно поворачиваясь по кругу, они начали двигаться по дороге в тумане.
К дороге начали выходить новые особи, окружая людей кольцом. Грас увидел гигантского серого волка-вожака, тот не прыгая, мог бы положить передние лапы на круп лошади. Вожак шел крадучись, не спеша, позволяя первыми вступить в дело животным поменьше, изучая обстановку. Когда пара волков бросилась на Понтия слева, и он развернулся им навстречу, главарь прыгнул справа, с места, бесшумно. Его челюсти, широко раскрылись, напоминая стальной капкан. Своими клыками он целился на руку державшую меч, готовясь перекусить ее.
Воин успел отвести руку, но массивное тело волка ударило его с такой силой, что он не удержался на ногах и упал со стоном. Волк навалился на него сверху, пытаясь добраться до горла храмовника, но высокий воротник кольчуги пока что спасал от клыков волка. Было слышно, как челюсти скользят по звеньям кольчуги, но человека спасало то, что волк не мог ухватиться за них зубами. Паладин чувствовал горячее дыхание и прикосновение мокрой морды волка, видел светящийся жаждой крови взгляд. Рядом слышалось пыхтенье, рычание и треск рвущейся ткани - волки добрались до жреца.
"Вот и все" - подумалось Понтию - "Сейчас я приму смерть от волчьих зубов".
И вот, когда воин уже потерял надежду, он услышал гортанный крик жреца. Затем последовала яркая вспышка и вой волчих голосов. Запахло паленой шерстью. Вожак, пытавшийся добраться до горла воина, вздрогнул и стал заваливаться набок. Понтий оттолкнул в сторону тяжелое тело мертвого вожака, и встал, стирая рукавом грязь с лица.
Его виду предстал жрец, в порванном плаще, но целый и невредимый. На том участке дороги, что не скрывал туман, лежало несколько обгорелых трупов волков. Грас вопросительно взглянул на Понтия. Паладин кивнул - мол, все нормально. Затем воин взглянул в туман, и все его облегчение исчезло без следа. В тумане все так же мелькали фигуры, но пока больше не нападали. Люди получили небольшую передышку. Паладин понимал, что ни у него, ни у жреца сил больше не осталось. И, скорее всего, второй атаки им уже не выдержать. Тем не менее, двое обреченных не сдавались, они снова встали спиной друг к другу и продолжали идти вперед, каждый миг ожидая атаки, которая станет для них последней.. Возможно им не давал сдаться свет утра медленно разгоравшийся по мере того, как всходило солнце.
Тени кружили, прыгали и отскакивали, но близко больше не подходили. "Очевидно", - подумал воин - "Гибель вожака стаи обескуражила остальных, лишила их организации". Круг животных, сначала сжимавшийся, по мере того, как редел туман, стал заметно шире, и постепенно тени волков стали исчезать в небольших лощинках и овражках, в которых туман задерживался дольше всего.
- Они могут вернуться - сказал воин, - давай скорее выберемся из этого мрачного леса.
Воин и жрец продвигались с максимальной осторожностью, но вскоре стали расслабляться - вставшее солнце развеяло туман без следа, и сейчас лес просматривался далеко вокруг. Тем не менее, оружие не убирали - держали все время под рукой.
Вздох облегчения вырвался у церковников лишь тогда, когда дорога, петляя, вышла из леса. И они оказались в поле, по которому вела только одна дорога.
Недалеко на пригорке виднелась церковь, обнесенная частоколом, из-за которого были видны только трубы и коньки двухскатных крыш. Они дошли до места назначения. Убрав оружие и закутавшись в плащи, компания пошла к поселению, проходя мимо безмолвных рядов крестов.
Через пять минут, голодный и злой паладин уже стучал по воротам деревни, своим тяжелым кулаком...
- Кого там еще принесло? - проворчали из-за забора.
Взлохмаченная голова, высунувшись из-за частокола, осмотрела двух путников и выразила свои чувства:
- Пошли вон отсюда, бродяги! Денег не раздаем!
- Мы пришли не за деньгами, а на похороны отца Андрия! - крикнул воин.
По ту сторону частокола воцарилось молчание. Наверное, там совещались, обсуждая варианты действий. Наконец все тот же голос крикнул церковникам:
- Хорошо. Можете заходить. Но, чур, не баловать, а то мигом на вилах окажитесь.
Ворота начали открываться. В проеме показался небритый мужик, угрожающе выставивший в сторону путников вилы. За его спиной стояла толпа также вооруженная различными крестьянскими инструментами: косами, граблями, топорами. И все это железо было направлено на жреца и паладина.
- Что ж вы так к нам, люди добрые? Али неугодны мы вам? - попытался уладить дело паладин
- А хто ж вас знаит. А вдруг вы девок-то наших, что по грибы-ягоды ходют, и утаскиваити? А, ироды проклятущие? - прошамкал старушечий голос из задних рядов.
Простой люд как-то сразу напрягся и шагнул поближе к церковникам, видимо, свежа еще была память о пропажах у людей.
- Пропустите! Да пропусти же, дубина! Да-да, тебе говорю. С дороги! Тихо мне! - раздался голос из задних рядов. Обладатель этого голоса, энергично работая локтями, пробивался сквозь ряды односельчан, и вскоре выбрался из толпы. Низенький мужичок, с встопорщенной бороденкой, встал перед церковниками.
- Ну, здравствуйте, заждались мы вас. Я - староста местный. Иваном кличут. Вы уж извините их - махнул рукой староста в сторону толпы простого люда, - уж столько людей пропала, что скоро всех подозревать начнем. Что поделать - времена такие.
- Ой. Да что ж я - пойдемте скорее ко мне в дом. Вы же, небось, замерзли да продрогли с пути? Ячменный квас, да ржаные лепешки быстро согревают тело и душу - опомнился староста и сделал путникам приглашающий жест.

Позже разговор переместился на кухню избы старосты, куда попали Грас с Понтием после бани. И теперь они сидели, свежие и бодрые, внимательно слушая рассказы старосты о бедствиях деревни с тех пор, как умер отец Андрий. Но больше всего их заинтересовало упоминание о дружбе почившего священника с неким провидцем.
- Отец Андрий в последние годы близко сошелся с одним гибберлингом-провидцем. Ох уж эти мне пушистые, вечно у них только хихоньки да хаханьки на уме. Однако этот толковый, все время серьезный ходил, когда в гости к жрецу жаловал. Вместе они пытались разгадать тайну напасти, пришедшей в эти земли.
- Я не видел в деревне ни одного домика, ни избы, ни палатки, в которых обычно живут гибберлинги.
- Правильно. Ибо гибберлинг живет в том месте, в котором, как говорят они, проросли первые ростки этого зла.
- Неужели...
- Да, жрец. Он живет в Гиблом лесу - сказал староста, зябко передернув плечами.
- Надо отыскать их! - воскликнул Понтий.
- Да поди ж, не трудно это. Молодцы наши знают, где он живет, да жизнь отучила их перед девками похваляться вещами такими, и в лес сейчас их никакими коврижками не заманишь. Поэтому я вас поведу - покачал головой староста.
- Конечно. Благодарю. Как только совершим обряд погребения отца Андрия, так сразу же и двинемся в путь.
Староста и жрец замолчали. И если в сердце старосты зародилась надежда на спасение, то сердце жреца было полно отчаяния. Он знал, что одному ему не преодолеть этот путь. Но и брать с собой кого-либо, выступая в неизвестность, он не хотел. Однако если бы согласился пойти Понтий, их шансы на успех возросли бы. Но он не обязан были помогать ему, ибо паладин должен был только сопроводить Граса в эту деревеньку. Он сопроводил и сейчас обязан возвратиться обратно к своему командиру и доложить о выполненном задании. Уставы у паладинов жесткие и своеволия не позволяют.


Что поделать - зима вступила в свои права. На следующее утро резко похолодало. Ударили заморозки и вся влага, не успевшая впитаться в землю, превратилась в лед. Могильщики, ушедшие на рассвете, вернулись только к обеду - земля на кладбище копалась с трудом. Женщины, весь вечер и всю ночь заготавливавшие еду для поминок по почившему священнику, сейчас спали на кухне. Митрий, который к тому времени подъехал с караваном к деревне, согласился отправиться в лес разведать обстановку. Понтий проводил время в кузнице, подготавливая оружие к походу. Грас же сидел у гроба священника, заново переживая ту ночь, когда между ними пролегла трещина. Трещина в несколько лет. Святой отец отправлял послушника в столицу, давая ему надежду, сам же оставаясь в царстве отчаяния.
- Ты избрал свою участь сам. И до конца исполнял свой долг. Твое имя будет высечено в галерее славы Церкви. Я обещаю. Никто из ныне живущих не заслужил этого больше чем ты. Покойся с миром.
Жрец накрыл лицо покойника саваном, отошел в сторону от гроба, открыв книгу молитв и начав читать заупокоенную молитву. Носильщики осторожно закрыли гроб крышкой и стали медленно опускать на белоснежных полотнищах в могилу. Мужчины снимали шапки, женщины утирали слезы краями своих платков и шалей. Когда гроб опустился, и могильщики вытянули полотнища и взялись за лопаты, народ потянулся к могиле. Каждый стремился бросить горсть земли, жрец же продолжал читать молитвы. Под конец церемонии начал падать снег и люди стали понемногу расходиться. Последними горсть земли на могилу бросили староста и Понтий. Почтив память священника, они отошли в сторону и стали дожидаться там Граса. Тот подошел к могиле и, перекрестившись и прошептав "покойся с миром", кинул в могилу распятие. Развернувшись, повесив голову, он пошел к своим спутникам, что ожидали его, дабы вместе пойти на поминальный обед.

Утро выдалось ясным и холодным. Всю землю покрывал тонкий слой мягкого пушистого снега, первого в этом году. Кони стояли во дворе церкви, из их ноздрей вырывались облака пара. Все были заняты и деловиты - приближалась зима, а значит пришла пора хлопот и приготовлений, без которых пережить ее было бы нельзя. Вскоре кони были снаряжены, и жрец с паладином, ведомые старостой, выехали из деревни. Они должны были встретиться на краю леса с Митрием, но времени оставалось еще достаточно долго, поэтому можно было позволить ехать неспешной рысью.

Они ехали мимо озера, серое небо отражалось на серой же воде и, казалось, что ночной дождь смыл все краски с картины этого мира.
- Проклятое место... - сказал проводник, перекрестился, и плюнул в сторону озера.
Голые берега, никакой растительности, даже ряски или камышей с осокой не было на этом озере. Казалось, из него забрали саму жизнь. Но дорога пролегала мимо озера, и объехать его не было никакой возможности - овраги и карьеры шли один за другим, к тому же все это было покрыто тонким слоем льда, что весьма усложняло путь даже по дороге - кони иногда поскальзывались и всадники прилагали заметные усилия, чтобы остаться в седлах. Тем не менее, лес понемногу приближался и вот настал момент, когда веток крайних деревьев стало можно коснуться рукой. Но никто не спешил вступать под пологи Гиблого леса. Все ждали Митрия. И вскоре тот действительно появился, вынырнув из под ветвей сухих елок.
- Пока можно ехать, но потом придется спешиться и тащить коней сквозь заросли - сказал разведчик, - тропа слишком узкая, да и ветви низко нависают, надо отправить старосту назад. Ему вместе с конем там не пройти.
Видно было, что старосте не особо хотелось пускаться в путь по Гиблому лесу, и он принял предложение с радостью, хотя и попытался скрыть это. Отъехав на некоторое расстояние от леса, он повернулся к трем смельчакам, и крикнул:
- Вся деревня будет молиться, чтобы ваше путешествие было удачным, и вы вернулись к своим очагам в целости и сохранности! Затем, староста тронул поводья и неспешно затрусил прочь от леса. Троица людей некоторое время смотрела ему вслед, но затем сосредоточила свое внимание на ветках елок перед своими глазами.
И люди не слышали, как он тихо сказал себе под нос:
- Тенсес, упокой их души, если их постигнет неудача.
Проводник нервничал, и то выдвигал, то засовывал меч в ножны. Понтий, сдвинув шлем набок, чесал голову. Жрец рылся в сумке. Все казались занятыми, но в то же время понимали, что лишь откладывают неизбежное. Рано или поздно надо было въехать в лес, их путь пролегал дальше.
- Ну что, поехали? - неуверенно предложил проводник.
- Вперед - сказал жрец.
Воин лишь кивнул головой, отчего его шлем слетел с головы. Еще минуту они ждали, пока воин спустится, поднимет шлем, снова оседлает лошадь и водрузит шлем на подобающее ему место. Однако этот момент помог снять часть напряжения. Затем, посмеявшись над неуклюжестью воина, все трое тронули коней и въехали под мрачные своды леса, следуя по единственной тропинке.

Блуждание под темными елями длилось достаточно долго, пока, наконец, тропинка не вывела путников на поляну, ярко освещенную солнцем. Поляна резко контрастировала со всем остальным лесом.
Все трое выглядели ошарашенными увиденным.
- Никогда бы не подумал - жрец застыл с открытым ртом.
- М-да. Сколько ни воевал, а такого мне еще ни разу не встречалось. - задумчиво сказал воин, сняв шлем и почесывая свой затылок.
- Чудо-чудное. Авось тут провидцы живут - сказал Митрий, потирая подбородок.
На небольшой поляне, залитой солнечным светом, стояли три юрты ярко-синего цвета, по поверхности которых был вышит сложный узор. Он обладал таким свойством, что когда взгляд, смотревшего на один шатер перемещался в другое место, то казалось, что узор приходит в движение: астральные волны несли корабли, птицы летели среди облаков, вода весело петляла среди камней. Все трое спешились и направились в сторону шатров. Не успели они пройти и несколько шагов, как им навстречу выбежал, перебирая ножками гибберлинг.
Он сразу же, не говоря ничего людям, запрыгнул на седло лошади Понтия и протараторил:
- Вперед. Нет времени на объяснения. Все уже знаю. Помогу. Но надо спешить. Едем.
Люди, переглянувшись, и, заскочив в седла, тронули поводья - куда ехать они все равно не знали, поэтому направились в направлении, указанном гибберлингом.

- Пожри тебя астрал, мохнатый! - сказал воин, в очередной раз по колено провалившись в ледяную жижу - не мог получше дорогу выбрать?
Корка льда, обманчиво-прочная, проваливалась, когда на него ступала нога людей, без проблем выдерживая лишь давление пушистых лап гибберлинга.
Провидец, ведя людей вперед, нисколько не заботился о том, сухими они дойдут до цели или вымокнувшими до нитки, а так как лошадей пришлось оставить на краю болота, то уже через полчаса все трое вымокли и замерзли, вспоминая с умилением славный придорожный трактир и разносчицу Клаву с ее подносом, на котором стояли кружки, наполненные крепким свежим пивом. Хотя в данный момент люди предпочли бы выпить водочки, закусив соленым огурчиком, а лучше двумя.
Островок посреди болота, который, согласно заверениям провидца, и был целью их похода, приближался крайне медленно. Шли в темноте - провидец запретил разжигать огонь. Он сказал, что свет может их выдать тем, кто стоит за похищениями людей.
- Если честно, то меня это порядком [censored](тут было нехорошее слово – прим. редактора). Я, конечно, все понимаю - маскировка и все такое. Но позвольте, разве раньше не нападали ли они сами ночью? Может они только того и ждут, что мы сами попадемся прямо в их мышеловку? По мне если уж драться - так драться сухим.
- Молчи воин - прошелестел голос гибберлинга в головах у всех членов группы. На болоте могут жить разные твари, прислуживающие...
- Кому? - подозрительно спросил Митрий.
- Тому, кто стоит за всем этим.
- Ну ладно. Не хочешь говорить - не говори! - и воин раздраженно засопел.
Так, переругиваясь и кроя друг друга, а также гибберлинга "который хрен проваливается, покуда мы тут плаваем по пояс в..." отборной бранью, маленький отряд добрался до небольшого островка в болоте, являвшегося их целью. Он оказался довольно-таки большим в диаметре. В центре островка возвышался небольшой холм, на котором располагался сосновый бор. Впрочем, сосны были давно мертвы. И сейчас, казалось, цеплялись своими голыми ветвями, как скрюченными пальцами, за черное небо, покрытое серой пеленой облаков.
- Все, тут отдохнем - сказал провидец.
- Э-э-э, а почему ты стал говорить, а не мыслями кидаться? - спросил Митрий.
- Я думаю что похитители засели в горах, во всяком случае, во время контакта я почувствовал, что они находятся именно в том направлении. И на таком малом расстоянии, если я буду использовать мыслеречь, то они, скорее всего, смогут быстрее найти нас - сказал гибберлинг. помолчав, он добавил:
- Если уже не нашли. Можете разжечь костер. Только осторожно, видите все стволы сухие, да и смолой покрыты - одна лишняя искра, и все тут превратится в огненную купель.
Выбрав сухую ложбинку в сосновом бору, проводник начал разжигать там костер. Воин пошел к болоту, зачерпнут там воды котелком, чтобы заварить травяной чай.
Провидец сел на свой мохнатый зад и начал рыться в сумке. Затем, достав какие-то палочки, он расставил их вокруг себя, обхватил голову руками и как будто отрешился от всего земного, отправив свой дух куда-то в астрал. Жрец присел у костра и начал смотреть в огонь, весело пляшущий на сухих поленьях. Понемногу его веки смежались, и он провалился в полудрему. Поэтому удар, нанесенный ему сзади по голове, стал для него полнейшей неожиданностью. Свет в глазах померк, но еще некоторое время жрец слышал крики людей, рычание гибберлинга и звонкие звуки ударов скрестившихся мечей. Затем затихли и они - мир погрузился во тьму.


Очнулся жрец на носилках, которые несли вниз по каким-то мрачным норам. Священник дернулся, но связали его крепко. Тогда он начал напрягать и расслаблять мышцы, стремясь освободиться от пут. Скосив глаза, жрец рассмотрел похитителей - ими оказались гибберлинги. Но что-то в них было не так. Одежду они носили старую, такую он видел только в музее. Причем она была сильно потерта и вся во множественных заплатках. И выглядели они так, будто прожили не одно столетие, сквозило в них что-то, что вызывало у жреца оторопь, похожие чувства он испытывал когда наблюдал как эльфийские некроманты вызывают зомби. Постепенно норы сменились каменными коридорами. И с ними же пришел и холод. Казалось, сам камень источает холод.
Холод становился тем сильнее, чем дальше процессия углублялась в подземелье. Наконец они дошли места, которое было их целью. И, вдобавок, сосредоточием холода этих катакомб. Жреца столкнули с носилок и рывком поставили на ноги. Затем, ткнув ему в спину копьем, заставили двигаться по направлению к большим дверям, по размерам которых можно было судить, что они ведут в какой-то зал. Когда жрец вошел через арку ворот и заглянул внутрь, то остановился, пораженный ужасом и удивлением,
Перед священником открылся огромный подземный зал. Он был так обширен, что свет факелов гибберлингов не достигал его противоположного конца. Продвигаясь вперед, процессия время от времени встречала толстые колонны, на которых держались своды потолка. Причем все эти колонны были покрыты странными голубыми светящимися, словно болотные огоньки, не то корнями, не то побегами. Присмотревшись, Грас понял, что это мицелий.
Через некоторое время они подошли к целой группе колонн, сгруппированных наподобие руин джунов. Одна из них была толще других и выглядела так, будто в какой-то момент ее поверхность начала таять, оплывать, иллюзию этого составляла корка льда, наросшая на колонне. В ней виднелось большое овальное отверстие, примерно двух метров в диаметре. Внутри клубилась тьма, и в этой тьме скрывался источник злой воли, опустошающей аллод. И именно там был эпицентр холода.
- Мы привели его, о Великий - прокричал гибберлинг, что считался у них главным. Жрец удивился - он никого не видел, ни единого живого существа.
Затем раздался голос, тихий как шорох ветра в листьях, но таящий в себе опасность, как шипение гадюки, который прошептал:
- Хорошшшооо. Оссставьте нассс одниихх.
- Да, Великий - проговорил начальник гибберлингского отряда, пятясь в глубоком поклоне назад к выходу. Остальные гибберлинги потянулись за ним.
Некоторое время огонь их факела был виден, но вскоре погас и он, зал погрузился в темноту. Но так казалось лишь сначала - колонны издавали слабое, голубое флюоресцирующее свечение, которое хоть смутно, но позволяло различать очертания предметов.
Жрец сделал шаг вперед. Ничего не произошло. Осмелев, он подошел к несущей колонне и встал напротив нее, вглядываясь в клубящуюся тьму. Но увидеть что-нибудь в ней было не легче, чем найти черную кошку в темной комнате.
Жрец поднял руку и притронулся к поверхности тьмы. Ему показалось, что он коснулся поверхности воды. Холодной воды, какой бывает лишь вода рек, текущих с гор. Он погружал руку все глубже и глубже во тьму - одна фаланга, две фаланги, кисть, запястье, как вдруг пришел удар. Его не сшибло с ног, он даже не пошатнулся, но уши заложило, и в голове появился неясный шум, как шум морских волн, то нарастающий, то слабеющий. И по мере того, как шум усиливался, тьма светлела и становилась все более прозрачной. И скоро в проеме можно было различить силуэт существа, чье тело по форме напоминало человеческого ребенка с непропорционально большой головой. Жрец приблизил лицо вплотную к завесе, отделяющей его от внутренностей этого кокона в колонне. Он стремился рассмотреть существо, находящееся внутри. Казалось, что это существо умерло от голода, и лишь после этого было замуровано в колонне. Тельце - кожа да кости, было словно покрыто изморозью, только этим можно было объяснить то, что оно оставалось нетленным. Существо покоилось в позе эмбриона, обхватив руками колени, словно надеясь защититься от холода, царившего в этом зале. Со всех сторон от внутреннего края колонны к нему тянулись нити мицелия, которые, казалось, удерживали его как цепи в определенной позе… Но жреца притягивали его глаза, прикрытые веками, ему казалось, что они - самое важное в этом существе. Они хранили секрет. И жрец наклонился вперед, вглядываясь в веки.
"Ну же. Открой глаза. Дай мне взглянуть в твою душу"
И, словно повинуясь его просьбе, существо открыло глаза. Два провала во тьму, на мертвом, безжизненном лице. Жрец дернулся, но отвести взгляд не смог. Провалы гипнотизировали, заставляли смотреть внутрь себя. Ноги священника подогнулись, и он упал на колени, но все равно не смог отвести взгляд от бледного лика существа. Шум моря в ушах стал непереносимым, перед глазами мелькали красные круги.
"Проклятье! Кажется я...".

"Холод. Так холодно"
"Ты не любишь холод?"
"Нет"
"Почему? Разве когда холодно не идет снег? Он так красиво искрится под светом солнца"
"Да. Но... Смерть... Холод... Боль..."
"Откройся. Разреши... Впусти..."
"Больно. Горю... Холодно... Не надо... Больно. Холодно. Горячо. Больно... Стой… Стой, прошу тебя..."
"Так вот в чем дело... Ты не можешь забыть... Ну что ж, да будет так..."

Снежинка опустилась на ресницу жреца, заставив его моргнуть.
- Где я? - прошептал жрец, вглядываясь во тьму. Он стоял на кладбище, вся земля и кресты были покрыты тонким слоем снега. С небес медленно спускались снежинки.
- Мы в твоем самом ярком воспоминании. - раздался голос из ниоткуда.
- Кто ты?! Как я здесь отказался?! - прокричал жрец в ночь, и тут же догадка пришла в голову.
- Верно. Только это был не кокон, а нечто более сложное. Тебе этого не понять.
- Что тебе от тебя нужно?
- Только один ответ.
- Какой же?
- Зачем ты пришел...
- Я пришел сюда, чтобы найти тех, кто похищает людей! - прокричал мертвец в зимнюю ночь.
- Тогда твой путь окончен.
Злость затмила разум жреца, враг был близко, но в то же время и недостижимо далеко.
- Так покажи свое лицо, тварь! Не прячься во тьме. Выйди на свет! Сразись со мной!
Из тьмы медленно вышел снежно-белый гибберлинг. Он остановился около жреца и, щурясь, ****ал голову. Высунув язык, он ловил тающие снежинки, что падали с хмурого неба, закрытого тучами. Затем, улыбаясь, повернулся к жрецу. Тот напрягся, ожидая нападения, но вместо атаки гибберлинг начал говорить.
- У тебя очень яркие воспоминания. Я не так часто могу ощутить холод или тепло. Сейчас, если бы не мех, то я очень быстро бы продрог.
- Назовись, тварь!
- Я давно утратил право на имя, став частью Великого Древа.
- Что за?
- Часть плана, что станет спасением для гибберлингов.
- Чушь! Гибберлингам и так хорошо живется!
Злость тенью промелькнула по лицу гибберлинга, но спустя мгновенье он проговорил грустным голосом:
- К сожаленью, нет. Тебе не понять этого, человек.
- Ты лжешь мне! Вы просто похищали людей.
- Люди здесь чужие. Этот аллод - наш.
- Этот аллод - собственность Кании! Канийцы первыми нашли его!
- Ты глуп человек! Но ты все равно умрешь, отдав свою искру мне, поэтому, перед смертью я дам тебе шанс. Шанс узнать истину - сказал гибберлинг, тая в воздухе. Тотчас взвыл ветер, взвихрилась метель. Жрец прикрыл глаза от летящего снега...

А когда открыл их, то увидел аллод с высоты птичьего полета. Затем его взор начал приближаться к серой кляксе болота. Затем приблизился к холму, на котором не посчастливилось сделать привал группе людей и одному гибберлингу-провидцу. Затем, на миг мелькнул истинный облик холма - пирамида народа зэм, покрытая песком, скрывающим ее от любопытных взоров. Затем взор Граса устремился еще глубже, и он увидел подземную пещеру под пирамидой. Все пространство пещеры занимало грязное подземное озеро, наполняемое болотной водой, стекающей водопадами из отверстий в стенах. Посреди озера жрец увидел небольшой каменистый островок, по краю которого стояли семь иссиня-черных, с зелеными прожилками гранитных плит. В этих камнях чувствовалась мощь. Скрытая, тайная и опасная... Но мощь камней казалось лишь бледной тенью той силы, что дремала в центре острова.
Там находилось дерево. Простой коренастый дуб. Но в нем чувствовалось что-то...
- Это древо вобрало в себя тысячи искр, бывших в пирамиде. Затем мы добавили искры лесовиков и водяников этого аллода. Но этого было мало. Слишком мало. И вдруг... Какое счастье... Наши псионики замечают в глубинах астрала одинокий корабль Кании. Совместными усилиями мы устроили бурю, которая заставила корабль пристать к аллоду. Нам были нужны искры. Много искр. И люди стали их источником.
О да - много искр. Очень много.
Когда некоторые из людей убежали, ускользнув от нас, - мы испугались, что о нас станет известно. Но нет - люди вернулись сюда, как ни в чем не бывало. И мы смогли продолжить собирать искры.
- Зачем вам искры? - недоумевающе спросил жрец.
- Каждая искра это чья-то душа, которая обладает памятью обо всем, что с ней случилось за круг жизни. И заполучив тысячи искр, Древо обрело их память, воспоминания и умения. Искры дали Древу бессмертие. А Древо дало нам вечную жизнь, приняв нас в свое лоно. Мое тело, покоящееся во чреве тьмы сберегающей и сохраняющей живет уже триста лет и будет жить вечно, потому как древо отдает мне част своих соков, переваривая искры. Да-да. Ты правильно вспомнил - те голубые нити, они как пуповины между нами, видящими из народа гибберлингов и великим древом этого аллода. Новой Исы. Очень скоро мы соберем нужное количество искр, и Древо получит мощь, сравнимую с божественной. Используя ее, мы сможем преобразить этот мир так, как угодно нам. Поиски Исы закончены, гибберлинги нашли свой дом. До него остался один маленький шаг.
- И какой же? Пустить в расход все население аллода?
- Нет. Позже мы это таки сделаем, ибо, чем сильнее древо, тем сильнее мы. Но для окончательной трансформации ему не хватает всего нескольких искр.
Ты можешь гордиться - ваши искры станут последними, что нужны древу для обретения разума и божественной силы.
Жрец смотрел на существо, стоящее перед ним. Он понял кто это. И даже белоснежная шерсть гибберлинга, не могла скрыть черноты его души. Души, которую он отдал взамен на бессмертие. И Жрец рассмеялся. Горько и зло. Потому что понял, что его путь закончится здесь. В этом зале.
- А я ведь понял, кто ты, мразь. Ты просто нежить. Ты прах, живущий без души. Ты вампир, пьющий жизненную силу искр. Ты даже хуже вампиров, что пьют кровь, так как обратился в эту тварь добровольно.
Мордочка гибберлинга сморщилась. И он прошипел голосом, в котором ни осталось ни капли добродушия.
- Я дал надежду гибберлингам. Надежду, которую не смогла дать ваша Лига...
И мир завертелся вокруг жреца. Неподвижными остались лишь глаза мохнатой твари. Два сгустка тьмы, гипнотизирующих человека. Невероятным усилием воли, жрец смог оторвать взгляд от очей вампира, и тут же пелена спала с его глаз. Он снова оказался зале напротив существа в коконе, глаза которого вновь были закрыты.
К жрецу быстро приближался огонек факела и слабая надежда всколыхнулась у него в душе, но затем послышались голоса гибберлингов и надежда рассыпалась прахом.
Грас начал шарить руками вокруг себя, надеясь найти свою палицу. Отряд был все ближе. И в тот момент, когда расстояние между жрецом и охраной сократилось до нескольких метров, рука жреца нащупала холодную рукоять палицы.
Но гибберлинг-охранник бросился к нему и ударил молотом в поясницу. Лапа, зацепившись за край куртки, с неожиданной силой дернула ткань, едва не сорвав одеяние с плеч жреца. Толчок свирепо швырнул его на землю. Жрец выпустил палицу из рук, когда падал, и сейчас нигде не мог найти ее. Подняв голову, Грас увидел, что рядом с ним, ухмыляясь в сладостном предвкушении чего-то, стоят два гибберлинга. Тот гибберлинг, что сбил его с ног, был толстомордым, с густым и свалявшимся черным мехом. На нем была грязная синяя рабочая роба. Священник закрыл глаза, сосредотачивался внутренне - у него был всего один шанс. Один шанс войти сразу же в состояние фанатизма. Только освободив внутренние резервы своего организма, он мог выйти победителем из этой схватки.
Жрец нащупал в сапоге нож и напрягся, готовясь к прыжку. Его пальцы сжали рукоять ножа с такой силой, что он почувствовал болезненное покалывание в подушечках пальцев.
"Ближе. Ближе, пушистая тварь. Сейчас отведаешь святого железа - жрец подобрал под себя ноги, - сейчас!"
Этот прыжок в спокойном состоянии Грас не смог бы повторить, но сейчас в его распоряжении были все резервы его тела. Он прыгнул вперед на десяток локтей и уже занес кинжал над гибберлингом, успев заметить ртутный отблеск ужаса у того в глазах, но сталь не успела самую малость - из темноты, извиваясь змеей, вылетела тяжелая цепь, на которых обычно в деревнях держат собак, и, обмотавшись вокруг предплечья священника, дернула человека назад. Жрец крепко приложился спиной об каменный пол, хрип вырвался у него из горла.
Гибберлинги засмеялись тоненькими писклявыми голосами.
- Сволочи! - прорычал Грас, вскакивая. Гибберлинги тотчас же взялись за оружие. Жрец, ухватившись обеими руками, дернул цепь на себя. Из темноты, вслед за цепью, к жрецу полетел пушистый комок, одетый в некое подобие воинских лат с шипами, которого Грас встретил ударом сапога еще на подлете. Раздался хруст - шея мохнатого не выдержала, и комок шерсти, бывший недавно живым существом, кучкой упал к его ногам.
- Смерть ему! Убить! Принести в жертву! За Древо! - завопили гибберлинги, бросаясь в атаку.
Жрец посмотрел на цепь в своей руке, затем на тушку на другом конце цепи. Поудобнее перехватив цепь, он начал раскручивать импровизированный моргенштерн. Все быстрее и быстрее крутилась цепь и, когда пара гибберлингов оказалась совсем рядом, жрец, охнув, с силой обрушил тело гибберлинга, закованное в броню, на его товарищей. Гибберлинг с молотом не успел уйти от удара и его впечатало в землю, превратив голову в мешанину костей и мозгового вещества. Второй гибберлинг - рыжий, с черными подпалинами, откатился в сторону и схватил валяющееся на земле копье.
Жрец дернул к себе цепь, и тушка подкатилась к его ногам, оставляя за собой на каменных плитах кровавый след.
" Слишком тяжело. Долго так не помахаюсь, надо облегчить инструмент" - подумал жрец. Он посмотрел, как цепь скреплялась с гибберлингом. Оказалось, что ее конец был прикован к грудной пластине доспеха. "Тем лучше, - решил жрец". Поудобнее перехватившись руками за цепь, и поставив ногу на грудь дохлого гада, он потянул цепь на себя. Раздался хруст, затем скрежет, грудная пластина, вырванная с корнем из доспеха, подпрыгнула вверх, обрызгав жреца кровью, и едва не задев рваными краями, а сапог провалился куда-то внутрь грудной клетки мохнатого тельца.

В висках жреца гулко стучала кровь - организм работал на пределе своих возможностей. Священник намотал часть цепи на руку, тем самым укоротив ее, и повысив его удобность. Теперь Грас держал в руках двухметровый трос, на конце которого красовалась заляпанная кровью железная розочка - искореженная пластина доспеха, имеющая острые рваные края. Гибберлинг с копьем, и жрец, раскручивающий цепь, начали ходить по кругу, наблюдая друг за другом и гадая о том, кто же нападет первым. Первыми нервы не выдержали у гибберлинга - он бросился вперед, целясь наконечником копья жрецу в горло. Но священник оказался не так прост. Цепь бросилась вперед как степная гадюка. Обмотавшись вокруг копья, цепь, раскручивая по инерции "розочку", воткнула ее в запястье рыжего. Жрец рванул цепь на себя, и розочка, разорвав кисть мохнатой сволочи, вырвала копье у того из рук. Гибберлинг откатился назад, прижимая к груди кровоточащую лапу. Впрочем то, что медленно, как деготь, капало у того из раны, сложно было назвать кровью, скорее это была какая-то слизь или бальзамировочный раствор. Жрец начал снова раскручивать свое оружие. Гибберлинг дрожащей здоровой рукой достал из-за пояса кинжал и выставил его перед собой в отчаянной попытке защититься. Кровавый туман начал застилать взор жреца, кровь набатом отдавалась в ушах. "Еще чуть-чуть. Надо продержаться самую малость! Тенсес, помоги мне!" - взмолился жрец. Рука выбросила цепь вперед и та, как питон, душащий свою добычу, обвилась вокруг туловища гибберлинга. Кинжал, коротко звякнув, упал на пол. А самого гибберлинга инерция рванула вперед и вверх. Перелетев по параболе через жреца, тело со страшной силой ударилось об каменный пол пирамиды. Раздался хруст и гибберлинг, несколько раз слабо дернув ногой, затих навсегда.
Прозвенела упавшая на пол цепь, выскользнувшая из ослабших рук жреца. Сам же церковник тяжело опустился на пол и, привалившись к стене, закрыл глаза, давая сердцу успокоиться.

[WellArt]

Много букафф!!! Не осилил... [IMG]//smayly.net.ru/gallery/anime/pictures/EmoAnime_1/74.gif[/IMG]

[rusrusrus]

***
Серая пустошь от горизонта до горизонта. Лишь на севере видны далекие горы. Бесплодная земля под ногами. Присев, жрец зачерпнул ее пригоршней. Земля, как вода, проскользнула между пальцами.
- Это прах - раздался голос из-за спины.
Жрец резко обернулся. За его спиной стояла Вестница смерти. В этот раз она не прикрывалась образом девочки, а пришла в своем истинном обличье.
- Что тебе надо? - зарычал священник.
Тень засмеялась холодным смехом, услышав который, человеку захотелось втянуть голову в плечи, и руками закрыть уши. Затем, посерьезнев, она начала говорить:
- Что начертано в книге твоей судьбы, того не изменить.
- Но я не умер!
- Конечно нет. Ты всего лишь лежишь без сознания у корней Древа гибберлингов.
- Так что же тебе тогда нужно? Чью жизнь ты пришла забрать в этот раз?
Тень промолчала. Затем задала вопрос, озадачивший жреца:
- Ты узнаешь это место?
Жрец оглянулся вокруг себя, вглядываясь вдаль. Но все вокруг было одинаково. Серая пустыня.
- Нет, Плакальщица.
Тень улыбнулась:
- Какое вежливое обращенье. Неужели ты вспомнил, с кем говоришь? Давно пора.
Жрец что-то пробурчал себе под нос.
- Это тот самый аллод, на котором ты сейчас находишься - сказала Баньши, поведя рукой вокруг себя.
- Но он так...
- Да. Он не похож. Это мертвый мир. Древо высосало из него всю жизнь. Если не остановить гибберлингов, то это случится.
- Но зачем ты это мне говоришь? Ведь ты должна забирать души людей, а не разговаривать с ними.
- Да. Но я не могу...
- Но почему?
- Это все Древо. Все те жертвы, что принесли ему эти фанатики. Все их искры оно поглотило. Лишь убив это извращенное создание, можно освободить их души.
- Но почему ты говоришь мне это? - повторил свой вопрос жрец. Но тень опять отклонилась от ответа:
- Я могу являться к людям лишь иногда: когда они горят в бреду, когда их мучают кошмары или когда они стоят на краю бытия.
- Так значит в ту метель...
- Да. Ты стоял на краю. Но ты получил отсрочку. Сейчас же время вернуть долг.
- Ты заберешь мою искру?
- Вовсе нет. Мне нужно кое-что другое. То, что можете сделать только ты и другие смертные.
- Что же это?
- Уничтожь Древо... - прошептала Тень, тая в воздухе.
И тотчас мир заколебался, закрутился. И жрец открыл глаза. Он сидел все в том же зале пирамиды, а вокруг лежало три переломанных, словно куклы, мохнатых тельца. Надо было встать и идти...
Но тут раздался подземный гул, и пирамида затряслась. На голову жреца посыпался песок.
- Да что ж вы не даете отдохнуть ни минуты? - крикнул жрец в темноту. Ответом был подземный толчок, от которого, казалось, сейчас рухнет вся пирамида. Священник, помянув всех демонов астрала, пошатываясь, подошел к колонне.
Жрец знал, что надо делать. Он достал кинжал. Он должен прервать это жалкое подобие жизни существа, что выбрало вместо яркой кратковременной жизни, слабое и мрачное существование.
- Тенсес, помоги мне - прошептали его губы.
Нож легко прошел сквозь завесу тьму и ударил в сердце той твари, что лежала в своем вечном сне-полужизни внутри кокона тьмы. И тот час же под сводами пещеры разнесся тяжелый стон.
С потолка начали падать камни, колонны трескались, а по полу зала пробежала трещина, которая начала быстро расширяться.
Существо, стеная, и истекая черной жижей, выбралось из своего кокона, волоча за собой обрывки мицелия. Лишившись поддержки Древа, оно не могло сопротивляться времени. И время решило взять то, что принадлежит ему. Кожа на теле гибберлинга ссыхалась и трескалась. Небольшие куски ее начали отслаиваться от тела, обнажив серые, давно обмершие мышцы. Ни капли крови не пролилось из раны. Только черная жижа продолжала тягуче капать. Гибберлинг, шатаясь, пошел к выходу из зала. Жрец не мешал ему. Все-таки нечто похожее на сострадание мелькнуло в его душе, и он бросился к существу, что сейчас медленно умирало, иссыхая, под сводами этого зала. Гибберлинг, заметив его рывок, дернулся в сторону, но поскользнулся на льде, что образовался тут за годы царства холода, и рухнул в трещину, продолжавшую расширяться.
Жрец бросился из зала. Дальнейшее он помнил весьма смутно: блуждание по коридорам, быстро покрывавшимся трещинами, падающие плиты с потолка - вряд ли все это можно отнести к приятным воспоминаниям. Поэтому, когда он оказался в какой-то странной норе и увидел на другом конце ее свет звезд, он обрадовался бы, но сил оставалось слишком мало. И поэтому, единственное что он смог сделать - это вылезти из норы, и устало опуститься на покрытую травой землю злополучного островка.

Внезапно жрец увидел, что вода вокруг острова забурлила, и на поверхность, подобно гнилым зубьям, вынырнули семь каменных обелисков, что привиделись ему в пещере под землей. Затем земля, ****ожав, исторгла из себя росток Древа, что появился на поверхности в фонтане земли, брызнувшей во все стороны. Он начал быстро расширяться и утолщаться, и вскоре взору жреца предстал дуб невероятной величины и толщины.
Внезапно дуб открыл глаза - два дупла, полных тьмы, и пасть - разлом ствола, полный острых как бритва кусков щепы. Рев разнесся над пустынным болотом.
Камни, стоявшие вокруг острова, загудели и исторгли из себя потоки искр, устремившихся в пасть к Древу. И по мере того как искры влетали, тем толще и прочнее становились ветки и корни дуба. Тем сильнее жрец чувствовал давление инородной воли, стремившейся поглотить жизнь. Но не видевшей пока жреца.
Священник обратил свой взор на валяющиеся вокруг стволы сосен и пополз к костру. Схватив головешку, он, не обращая внимания на боль от ожога, поднес ее к сухому стволу поваленной сосны и начал раздувать занимающееся пламя. Вскоре кора весело заполыхала, огонь затрещал, быстро перекидываясь на другие стволы, лежащие или еще стоящие. Всюду был дым и жрец закашлялся. Он попытался доползти до воды, но сил было слишком мало, приступы кашля, из-за забивающегося в глотку дыма, следовали один за другим и вскоре жрец потерял сознание.

Очнулся он через некоторое время от ощущения качки. Оглянувшись, он понял, что Митрий и Понтий несут его на носилках, а рядом горестно ковыляет провидец.
- Что с древом? - прохрипел жрец.
- Горит, бестия - сказал воин, показывая куда-то за свою спину. - Пусть узнает что это - гореть на медленном огне.
Посмотрев в том направлении, жрец увидел объятый пламенем остров, с которого исчезла почти вся земля, и проступили истинные контуры пирамиды, скрытой раньше под землей, а на нем древо, охваченное огнем и качающее своими ветвями в слабой попытке сбить огонь. В этот момент дерево издало громкое и протяжное стенание, перешедшее в вопль. Вопль, в котором слышалась и ненависть, и горестная, недоуменная жалоба.
Жрец увидел, как ****ожал приземистый купол Пирамиды, черный на фоне желтеющего неба. Стены здания начали пучиться и выгибаться. Затем вся эта огромная полуразрушенная масса каменной кладки и земли начала быстро менять форму, будто комок глины в текущей воде. Она осела, провалилась внутрь, а потом завалилась набок и рухнула, с грохотом взорвавшись и разметав во все стороны обломки и пыль. Земля в болоте пошла крупной рябью, как поверхность воды. Посреди болота разверзлась огромная трещина, зияя чернотой и изрыгая пыль, похожую на серый дым. Те камни, которые еще стояли, опрокинулись в трещину и были ею поглощены. Затем сырые края расселины сошлись с оглушительным треском, отдавшимся гулким эхом до самого неба.
На фоне неба остался догорать остов Древа гибберлингов, над которым сияло самое прекрасное зрелище, которое когда-либо видел жрец - тысячи освободившихся искр, вылетая из чрева дерева, танцевали в воздухе и где-то там, среди этих искр, была одна маленькая искра. Искра девочки, погибшей в одну страшную зимнюю ночь.
"Да обретет она покой" - подумал жрец, проваливаясь в благословленное забытье.

[rusrusrus]

Эпилог.

- Понтий на днях спросил у меня: "Что изменилось? Почему мы возвращаемся на Кватох?". Я ответил: "Ничего". Но это неправда, понимаешь? Мне кажется, все изменилось. Я сам стал другим. Один мой приятель по академии спросил меня, когда мы должны были сюда ехать: "Зачем вам этот богом забытый проклятый аллод? Вы считаете, что вы герои?". Тогда я не знал что ответить. Теперь бы я сказал: "Нет". В аду нельзя быть героем. И от тебя этого не требуют. Но просто иногда так выходит... С твоими папой и мамой я поговорю...

С небес сыпались хлопья снега, и жрец провел рукой по кресту, стряхивая снежинки на землю. На кресте было имя, важнее которого жрец не знал - имя девочки, что спасла его в метели, отдав свою жизнь взамен. Священник положил на могильную плиту небольшой букетик полевых цветов. Затем Грас поднялся и, поплотнее закутавшись в плащ, пошел в сторону деревни.

[csoIV]

WellArt
Нам будет тебя не хватать

[Silat]

По сюжету. Жрец должен был ночь провести с телом, так писалось начале. А когда пришло время его тупо захоронили.
'времени достаточно долго' нужно много.
'посерьезнев' что за слово.
А в общем очень отличный рассказ

[alzy]

Многа букафф((

[rusrusrus]

Так он и провел ночь с телом, просто это не описывалось. Между их приездом и похоронами как раз прошла ночь.
Посерьезнев - став серьезным. В словаре есть такое слово.

[Silat]

Да я сообразил. Только когда писалось, что он будет ночь сидеть в церкви и отпевать всю ночь вспомнился вий. Подумалось, что что то будет этой ночью
Просто слово режет.

[Ochoa]

Неплохой рассказ! =)

[nemo888]

много букаф(

[shaantitus]

Букафф много, не спорю, но рассказ оправдывает 2 страницы. Более того он не неплохой а очень хороший.

[shaantitus]

миль пардон, 1 страницу, не разобралься в масштабе

[rusrusrus]

Эт, только сейчас заметил, что эпичный конец вырезался. Сопсно, вот он:

"И если будет на то воля высших сил, то жизнь снова вернется в эти оскверненные земли, но пройдет не одно поколение, прежде чем они окончательно очистятся" - так думал жрец, шагая по полю к церкви, а над головой его разносился колокольный звон. Длинная ночь кончилась, и над аллодом вставал рассвет. Ледяной ветер рвал полы его плаща, стремясь забиться под куртку, добраться до человеческого тела. Но надежду он не мог забрать. Надежду на лучшее.

[csoIV]

Ради интереса решил узнать сколько это страниц - оказалось 26 листов 12 шрифта в ворде

[JIumanJIu]

..Читал сей изысканный рассказ начиная с 5-го Октября и всё недоумевал, "почему так много букав"?

Ради интереса решил узнать сколько это страниц - оказалось 26 листов 12 шрифта в ворде

Это называется "Неформат".

[slimtiger]

Автору большое спасибо. Рассказ просто замечательный. Можно писать полноценную книгу, будет лучше, чем у некогорых современных фантастов. Хотелось бы почитать ещё что-нибудь, вышедшее из под вашей руки.

[csoIV]

Можно писать полноценную книгу

все права на подобные вещи принадлежат компании "Astrum Nival". Так что маловероятно

[timonsor]

все права на подобные вещи принадлежат компании "Astrum Nival". Так что маловероятно

права принадлежат автору, но ни нивал ни автор не могут опубликовать это без согласия друг друга. Так как автор использовал их АйПи (intellectual property). Но можно договориться с нивалом и опубликовать - им реклама, автору слава и доход.

Язык хороший, вообще много здесь людей которые пишут очень хорошо. Это радует.

[Muffin88]

рассказ хороший.
многа букаф ели осилил

[Phorexian]

Супер..!

С удовольствием прочитал, подзабив на работу...

Надеюсь, будут ещё...

[arrahon]

прикольный)))

[rusrusrus]

Сопсно, ап. Может еще кто почитает)

[Liserg93]

Чую, чую грядет тут скоро что то... нечто поражающее воображение... это разделит сообщество на два лагеря... человек-медведь из АГ возвращается...

[csoIV]

Кстати, да. Ап темки.

[Burrfoot]

Отличная тема почему я раньше здесь небыл?

[Kiba167]

Очень хороший рассказ!!!

[Hithoel]

Почти год назад написан был )
Классный рассказ

[Hithoel]

дабл...............

[Nicholas2010]

Отличный рассказ, даже дрожь пробирала местами, где искры пропадали)

[Liserg93]

Такая ностальгия после прочтения этого рассказа...)

[csoIV]

Такая ностальгия после прочтения этого рассказа...)

Деревья были выше, бензин дешевле, а кристаллы выдавали бесплатно. )

[Liserg93]

Деревья были выше, бензин дешевле, а кристаллы выдавали бесплатно. )

Да да да...

[zutopia1]

Мой любимый рассказ ))))

[rusrusrus]

Скажу по секрету, у этого рассказа уже есть огромное продолжение, которое, возможно, когда-нибудь будет законченно и предъявлено миру.